Пожалуй, самым лучшим аргументом в пользу существования внутреннего регуляторного механизма для питательных веществ оказался рахит Эрла. Он поступил в клинику с этой болезнью, при которой кости становятся мягкими и слабыми. В статье приводятся рентгеновские снимки его маленьких ручек, сделанные по прибытии, – они достаточно качественные, чтобы увидеть, что плотность костей низкая, а жесткая внешняя оболочка кости отсутствует [46] . Ростовые пластины на концах костей нечеткие и расплывчатые; на фотографии, сопровождающей снимки, Эрл явно испуган и стоит на кривых ножках.

Так что Дэвис сразу же предложила для Эрла метод лечения: «Связанные обещанием не делать ничего ему во вред и не наносить ему вред бездействием, мы стали ставить ему на стол небольшой стаканчик масла печени трески». Масло печени трески на тот момент было единственным известным пищевым источником витамина D [47] . В первые три месяца эксперимента Эрл пил из маленького стаканчика с маслом «нерегулярно и в разных количествах», пока уровень кальция и фосфора в крови не вернулся к норме, а рентген показал, что рахит отступил – после чего он сам отказался дальше пить рыбий жир. После того как стаканчик остался нетронутым в течение двух недель подряд, медсестры перестали его приносить.

Другие дети тоже следовали примерно такой же схеме. С какой бы проблемой они ни поступали, по словам Дэвис, они быстро возвращались к оптимальному здоровью после того, как им давали полный контроль над питанием. Все ели много и разнообразно – но странным и непредсказуемым образом. У них бывали так называемые пищевые периоды: период яиц, период злаков, период мяса и так далее.

Я что-то похожее вижу и в своих детях. Когда Лиру отлучали от груди, она обожала помидоры и могла каждый день съедать по дюжине маленьких помидорок. А потом в один прекрасный день она просто по необъяснимым причинам перестала их есть и потом несколько месяцев отказывалась от помидоров. Я варил или тушил их и прятал в еде, но она их выплевывала. При этом она с удовольствием тянула в рот кошачьи какашки из цветочного горшка или ворс с ковра, так что дело было не в обычном чувстве отвращения. Она просто не хотела помидоры – а потом в один прекрасный день снова захотела. И ела по двадцать штук в день. Цикл бумов и крахов.

Когда я только начал читать об эксперименте Дэвис, у меня возникло несколько вопросов по поводу ее мотивации и этики. В конце концов, она забирала для экспериментов детей у бедных матерей, попавших в отчаянное положение, – это разве не эксплуатация? Но чем дальше я читал, тем больше видел своеобразный характер – в намного большей степени, чем в современных научных статьях. Мне стало ясно, что она очень заботилась обо всех своих подопечных; она даже усыновила двоих из них, Дональда и Абрахама, которые всю жизнь оставались близки как родные братья. Вдова Дональда вспоминала, что свекровь очень любила их обоих32.

Так какой же мы можем сделать вывод из экспериментов Дэвис? Есть вполне реальная опасность понять его неправильно: «Пусть дети едят что им вздумается». Но Дэвис недвусмысленно объяснила, что вердикт должен быть совсем не таким: взрослые должны объяснить детям, что им нельзя есть, потому что они отравятся и т. п., а вот после того, как ребенок начнет понимать, какая еда безопасна, а какая нет, мы должны дать ему возможность научиться самостоятельно регулировать приемы пищи в зависимости от своих потребностей, пересылая сигналы от мозга в кишечник и обратно. Она много думала об этих пищевых периодах – и, как ей казалось, именно они служат первопричиной многих случаев «привередливого» питания. Она предположила, что эта поведенческая тенденция может быть результатом сложных внутренних процессов: «когда запасы тех или иных пищевых факторов иссякают, повышается аппетит к пище, которая обеспечит требуемый результат». И она даже зашла еще дальше: «Подобное объяснение подразумевает существование центра аппетита и является полностью теоретическим».

Последняя фраза звучит весьма интригующе, и Дэвис объяснила подробнее: «Точность, с которой избирательный аппетит детей, участвовавших в эксперименте, удовлетворял их потребности в питании, говорит о том, что аппетит – это еще один из многих саморегулирующихся процессов, функции которого связаны с подготовкой клеточного питания, подстроены под его потребности и не требуют ни диетологических познаний, ни сознательных указаний разума».

Дэвис утверждала, что люди, как и коровы Эдди Риксона, умеют в точности варьировать свою диету в зависимости от потребностей – что в нас тоже есть аппарат, который помогает нам есть, ничего не зная о диетологии, и при этом все равно обеспечивать организм строительными материалами и энергией. Может быть, я, конечно, что-то упустил, но подобную контролирующую систему нам не упоминали ни разу за те шесть лет, что я учился на медика.

Наследием последнего полумиллиарда, а то и больше, лет, которые длилась вторая эра еды, стала внутренняя система, которая точно регулирует потребление пищи. Биологические виды, которые едят других живых существ, очень долго и с невероятной точностью одновременно решали две проблемы: как есть нужное количество всех необходимых микроэлементов и в то же время получать необходимое количество энергии.

Лучше всего мы понимаем ту часть системы, которая отвечает за получение энергии – и, соответственно, накопление жира в теле. Вес тщательно регулируется, у каждого биологического вида довольно схожий процент жира в теле. Он может варьировать в течение года из-за спячки, миграции или беременности, но он контролируется внутренними процессами – как и все остальное в телах всех животных.

Естественный состав тела у людей включает больше жира, чем у большинства других наземных млекопитающих. Процент жира у самцов слонов составляет около 8,5 %, у самок – примерно 10 %1. У человекообразных обезьян, например шимпанзе и бонобо, доля жира менее 10 %2. Напротив, даже у человеческих популяций, которые до сих пор живут охотой и собирательством, процент жира составляет около 21 % для женщин и 14 % для мужчин3. Ожирение – редкость в тех человеческих популяциях, которые до сих пор живут во второй эре еды, даже когда еда доступна в изобилии, да и у диких животных (которые тоже представляют вторую эру еды) ожирение тоже массово не развивается [48] .