– Большой христианин Жириновский зажег в церкви зажигалкой свечу и поставил ее гореть перед образом. Раз она погасла, два погасла, а на третий Чудо церкви решило, как бы он тут нам не рассерчал и наряд не перепугал, нехай на третий раз горит фитилек, только если приглядеться, пламя этой свечи было розовым. И не все это видели.

– Свечи горят желтым, а эта розовая, как будто там капелька крови переливается.

– А если Министерство вселенских религий создавать, то по чиновным неписаным законам будет оно таким, чтобы в невероятности своей...

– Выдвинуть Гумилева в депутаты Госдумы - маленькая месть создателя "Ирочки" правительственным чиновникам. Помните, у Лескова:

"Может быть, в своих бумагах Государь и не так написал, как сказывают, но старики - они правду знают."

– Эта книга будет о том, как бы поинтереснее прожить середнячком, не возжелая славы Александра Великого или Наполеона. Порой достопочтенный читатель, если, конечно, припомнит, обратясь к своей памяти, "Разговор Деламбера с Дидро", уловит дух светлой памяти французского энциклопедиста. Правда, в нашем случае всем известные господа Прудовской и Прудовский изволят беседовать, не видя друг друга Я не зная друг друга в лицо...

– Никому не говори, что если у еврея есть чувство юмора, он становится писателем, а если нет - адвокатом...

– Слушай, а ведь Швейк почти сто лет назад кричал: На Белград...

– Полина Виардовна, присаживайтесь вот сюда на краешек, вам сосисок или бляуманже? Как поживает ваш Гений Тур?..

Банкет продолжался. Откуда-то послышалась оптимистичная песенка:

Ребята по улице весело шли.

Ребята убитого дядю нашли.

Впечатался дядя в застывший цемент,

А форма на чем говорит, что он - мент.

Один из мальчишек был явный хохол.

Он уголечек какой-то нашел.

Мальчишке присущ украинский акцент.

И он написал на цементе: "Цe - мент"...

Вскоре после того, как Президельцин доел ножку поросенка и стопочкой "Нарзана" залил, пошли смотреть на Ленина. Конечно, смотреть: не целоваться же с Песковым огарком. Оно, может, когда-то и было маленьким мальчиком с золотой кучеряшкой на трехдюймовом лобике...

– Но ведь и Смердякова баба на свет рожала, - сказал кто-то за моей спиной и тут же исчез за поворотом.

Давно Владимир Ильич не слышал голоса человечьего. Поди, одичала мумия. Вокруг гроба с белыми атласными краями, черным окаймлением стояли важные персоны Зюганичева и Президельцина и их охраны. Зюганичев пребывал в изголовье, Президельцин в ногах, по бокам бронированные хлопцы из одной и той же конторы.

– Ну, с днем рождения и с днем воскрешения вас, Владимир Ильич, запальчиво сказал Зюганичев и чмокнул любимое мертвое тело в лоб задом наперед.

– Ладно, кончай лизаться, я пойду отолью, а вы быстренько смотайтесь в Каланчевку и обратно, да смотрите мне, поглубжее заройте, чтоб не откопался, хоша он и мертвец, - Президельцин похлопал усопшего по ногам, помянем, не волнуйся, дядя.

Охрана взяла гроб под белы рученьки и унесла в соседнее помещение.

Там должны были вынуть из тела солому, противоугонное устройство, датчики температуры и пожарную сигнализацию. Внеся гроб в комнату, парни бухнули его на пол, вынули тело из гроба и положили на приготовленную подставку, асами вернулись в банкетный зал.

Академик Барсик еще пять часов назад не подозревал, что и ему самому, и его бессмертному пациенту предстоит сегодня отмучиться раз и навсегда. Нет, Барсик не расстроился, когда лимузин, который за ним прислали, свернул на Красную площадь и въехал под тент, случалось, его отвозили и дальше: то в Пекин, то в Пхеньян... Но потерять возможность довести до естественного завершения такой любопытный эксперимент, понаблюдать за первым в своем роде пациентом еще какое-то время - было обидно.

Академик был высок ростом, слегка одутловат, волосы его были седы и зачесаны назад, прямая осанка и женственные плечи выдавали в нем аристократа. Последние годы академику жилось грустно. И хотя он был не из тех людей, кто позволял себе скучать от безделья, ему не хватало его бурной деятельности, бурной жизни, которою он жил в период народных идолов и их неизбежных смертей. Согласитесь, бальзамировать тело умершего врага в этом есть своя прелесть. Академик, на ходу надевая белый халат и маску, успевал, однако, прихватывать у знакомцев и незнакомцев протянутые ему бокалы: во-первых, он был вечным экспериментатором и ему еще нужна была своя клиентура, во-вторых, он хотел пить.

– Что там на этот раз? Мы же провели санобработку, опять тараканы?

– Похороны, - наконец-то объявили ему и втолкнули в комнату, где его ждал захороненец.

Академик Барсик пробежал по инерции еще двадцать три ступени вверх и вдруг остановился, хватаясь руками за мраморные стены. Перед ним на специальной широкой разделочной доске лежало три Ленина.

Один, тот что слева, был уже укрыт венком, средненький вроде и не спал, а некрепко прикрыв веки, подсматривал за академиком, только желтая восковая кожа выдавала в нем покойника, а тот что справа - был морщинист и тоже желт, как горчица, но на нем была свежесшитая одежда, хотя и из ленинского гардероба. Академик нашарил в кармане валидол и сунул под маску пару колес. Стал сосредоточенно сосать.