— Ничего я не говорю, — буркнул Гриша.

— А ты? — Игнатий Павлович обратился к Коле.

— И я.

— Ну что ж — помолчим, помянем… Пусть земля им будет пухом…

Жаркое солнце слепило глаза. Душный полдень навевал думы о близком отдыхе. Истомленные солдаты возвращались с НП на батарею. Впереди, тяжело ступая, шел старшина Ханыков, за ним, положив руки на автомат, Володя Гарновский.

— А здорово ты отбрил пехтуру! — не унимался старшина Ханыков. — Так ему и надо, пешодралу! Пусть знает наших!

— Я бы смолчал… — Володя был близок к раскаянию, расценивая свою мальчишескую выходку совершенно в ином ключе, нежели старшина. — Но он задел меня за живое. "Малец, — говорит, — как пройти в хозяйство Свиридова?" Понимаешь, "малец". Какой я ему "малец", когда выше его по званию?

— Ефрейтор — это не просто звание, это первый шажок на пути в генералы, — заметил Ханыков.

Ефрейтор… Володю недавно повысили в звании. Красная ленточка на погоне еще не успела выгореть. И каждый раз, когда он натягивал гимнастерку, будто подмигивала ему. И не беда, что над ним иногда под-труднивали кореша из комендантского взвода, называя еврейтором. И не беда, что иногда посмеивались: мол, ефрейтор — это недоделанный сержант или переделанный солдат. Новообретенному званию, что там скрывать, он был рад и потому готов был одернуть кого угодно из тех домотканых мужиков, кто видел в нем по-прежнему всего лишь пацана, облаченного, словно для маскарада, в военную форму.

— Вот я ему и врезал: "Не малец, а товарищ ефрейтор! — сказал Володя, продолжая вспоминать о недавнем инциденте. — Пора бы усвоить форму обращения к старшим по званию!" У него глаза из орбит, а рука сама собой к пилотке. Умора, и все тут!

— Представляю, — басисто расхохотался Ханыков и сквозь смех выдавил: — Правильно отбрил пехтуру! По-божески, если разуметь, что артиллерия — бог войны.

Ему, кадровому военному, было хорошо знакомо давнее соперничество между родами войск, берущее начало еще с петровских времен.

Внезапно устоявшуюся тишину разорвали короткие автоматные очереди. Мгновенно Володя оказался на земле, подполз к старшине Ханыкову. Они осмотрелись. Где-то впереди, в зарослях кукурузы, притаился враг.

Но где?

— Подняться не позволит, гаденыш! Это как пить дать! — сказал Ханыков.

— А что, если обойти его? — предложил Володя. — Я ужом проползу, не заметит. А ты отвлекай. Дай ему огонька прикурить.

— Действуй, парень.

О местонахождении засады можно было догадаться только по говору "шмайсера". Он бьет куда звонче, чем ППШ.

Автомат в руках старшины, срезая стебли кукурузы, ударил на звуки выстрелов. Володя ловко втянулся в заросли и, забирая вправо, осторожно пополз. Волосы выбились из-под пилотки, пот резал глаза. Когда перестрелка умолкала, он, затаясь, лежал ничком, догадывался, что в эти недолгие мгновения передышки и фашист прислушивается к тишине. Стоит шелохнуться — пиши пропало. Но повезло, себя не выдал и почти вплотную подобрался к гитлеровцу. Вот он, весь из себя еще живой-живехонький. Короткие, широкие в голенищах сапоги. Мышиного цвета форма, на погонах окантовка. Унтер-офицер.

Немец лежал на боку и деловито менял рожок "шмайсера". В его движениях, расчетливых и точных, не проглядывало ни нервозной поспешности, ни испуга. Чувствовалось, это матерый волк, полный внутренней уверенности в своих силах — "за дешево" продать свою жизнь он не намерен.

И тут Володя, готовый нажать на спусковой крючок, неожиданно для себя самого повелительно выкрикнул:

— Хенде хох! Гитлер капут!

Немец инстинктивно обернулся. Уставился на зрачок автоматного дула, непонимающе, но зло. Перед ним стоял мальчишка, росточком ему по грудь, и это туго доходило до сознания.

— Киндер! Майн гот, киндер! — бормотал унтер-офицер, ошарашенно поводя головой. Он потянулся к поясу за гранатой. Но тут набежал старшина Ханыков и увесистым кулаком пояснил фашисту: дальнейшее сопротивление бесполезно.

— Руки вверх! — сказал старшина, употребив для быстрейшего усвоения его требований несколько непечатных выражений.

Немец не перечил. Поднял руки. А Володя, закинув трофейное оружие за спину, толкнул его в спину своим ППШ.

— Пошел!

Они вышли на тропинку, по которой до перестрелки пробирались на батарею, и медленно двинулись вперед.

Володя вел пленного, а позади, посмеиваясь, вышагивал старшина Ханыков. Навстречу все чаще попадались русские солдаты. Видя такую забавную картину, они кособочили рты в ухмылке. Володя не видел себя со стороны. Наверное, поэтому оставался серьезным. "И действительно, что тут такого смешного? — думал он. — Ничего смешного не вижу. Да и немцу уже не до смеха, отвоевался, холера ему в бок!"

Раннее солнце выкрасило деревню в необычные цвета. Мельница, стоящая особняком, дымилась в фиолетовом пламени. Дома — в розовом. По окнам гуляли красные сполохи рассвета. Из приусадебных участков выглядывали желтоголовые подсолнухи, смотрели в сторону взгорья, где затаились в кустарнике Коля и Гриша.