Дженн допивает вино и ставит пустой бокал на стол.

– Повторим? – быстро спрашивает Робби, собираясь встать.

– Думаю, мне на сегодня хватит. – Она вымученно улыбается. – У меня завтра экзамен на промежуточный сертификат, если помнишь. К тому же мы с тобой за последний месяц и так хорошо погуляли.

– Ты уверена? – спрашивает Робби с наигранным разочарованием.

– Уверена. Я должна сдать экзамен, чтобы получить квалификацию.

– Кажется, ты говорила, что есть несколько попыток?

– Да, четыре, – медленно произносит она. – Но следующая только весной, и каждую попытку нужно оплачивать. И вообще, если я провалюсь, это будет ужасно. – Она нервно качнула головой, будто сама мысль о провале приводит ее в ужас.

– Ну что ж… Ладно, – соглашается Робби, поднимая руки. – Просто я подумал, мы давно не выбирались куда-то вдвоем. Но ничего. Пойду расплачусь.

– Стой, – говорит она, и он оборачивается. Она вздыхает, улыбается. – Давай еще по бокалу. Но не больше.

Он победоносно вскидывает кулак.

– Только на этом все, ладно? – добавляет она.

– Хорошая девочка, – ухмыляется он. – Обещаю, в десять ты уже будешь лежать в постели, а в восемь утра сядешь за книжки.

– Договорились, – отвечает она, глядя на него с безграничной любовью и доверием.

Я чувствую себя отвратительно, зная, что будет дальше.

– Уверен, у тебя все получится, – бросает он, уже направившись в сторону бара. – Как всегда.

Пять недель спустя

Повернув ключ в замочной скважине, она входит в полумрак прихожей. В коридор просачивается свет из кухни, и она слышит глухой стук тарелок и лязг столовых приборов – разгружают посудомойку. На столике, рядом с какой-то зеленой мишурой, стоит ее пустая кофейная чашка, которую она бросила там, убегая в нервном возбуждении. Она так ждала сегодняшнего дня, в полной уверенности, что сдаст этот экзамен, ведь она приложила столько усилий. Как же ей теперь паршиво. Даже испанская сеньорита на кофейной чашке как будто насмехается над ней, отбивая каблуками ритм и обмахиваясь веером. Они купили эту чашку несколько месяцев назад, когда ездили на выходные в Мадрид. Робби называет ее «твоя дерзкая чашка».

Дженн закрывает дверь, и возня на кухне сразу прекращается. В дверном проеме появляется Робби.

– Не слышал, как ты вошла. Ну, поздравляю! – говорит он с улыбкой и подходит к ней. – Я купил шампанское, сейчас приедет еда из китайского ресторана.

– Я провалилась, – тихо и просто произносит она.

Бросив сумку на пол, она берет чашку со столика и уходит. Дженн чувствует, что он смотрит ей в спину – пристально, испытующе, но она не в силах обсуждать эту тему.

Открыв посудомойку, она ставит туда чашку, и сеньорита вниз головой погружается во мрак. Разве он не мог сам ее убрать? Ведь он целый день был дома.

– Как это? – начинает он. – Ты серьезно?

– Конечно, серьезно, – огрызается она, сама не узнавая свой голос. Но она в панике. Такого с ней никогда не было.

– Но ты же так старалась, готовилась, – растерянно бормочет он. – Ничего не понимаю.

Она глубоко вздыхает, а в голове одна мысль: умчаться домой на велосипеде.

– Нет, я не особо готовилась, Робби. Я работала, – твердо произносит она. – И почти не занималась учебой. Я проводила все время с тобой, с твоими друзьями или родными, кроме того, мы путешествовали. Если я хочу сдать экзамен, мне нужно сосредоточиться. Пора что-то менять. Это у тебя есть возможность спокойно сорваться с работы в любое время, но я больше так делать не буду.

Выражение его лица меняется. Все ликование и радость как рукой сняло.

– Дженн, по-моему, ты преувеличиваешь, – наконец говорит он. – Это просто какой-то экзамен. Разве ты не можешь его пересдать?

– Дело не в этом. Ты что, не понимаешь, как переэкзаменовка выглядит со стороны? И как это может отразиться на моей карьере?

– Господи, Дженн! Успокойся. Это не конец света.

Она закрывает лицо руками. Он ничего не понимает. Он вообще не способен понять, насколько это важно для меня и что мне пришлось пережить.

– Ну прости меня, – произносит она, чувствуя, что вот-вот расплачется. – Просто у меня был тяжелый день. Я пойду спать. – Она быстро выходит из комнаты, чтобы он не видел ее слез.

– А как же китайская еда? – бормочет он, и она резко останавливается, но не оборачивается.

Она понимает, что сама виновата: ей нужно было сидеть дома и учиться, и этот провал на ее совести. Но ведь Робби постоянно ее искушал. Почему он ни разу не поступил ответственно? Почему не поддерживал ее, когда она в этом так нуждалась?