Поэтому я просто выпил свежезаваренной «индюшки» и закусил ириской, от которой у меня тут же склеились зубы. Да уж, то ли я такое нежное дитя двухтысячных, то ли раньше из людей можно было делать гвозди. От хлорки меня мутит, конфету прожевать не могу. Права была мама: сладкое вредно для зубов. Кажется, те, кто выжил в общаге восьмидесятых, легко могли справиться с невзгодами, которые постигли страну в лихие девяностые.

Запах хлорки уже почти выветрился из комнаты. Валька с Ленькой продолжали негромко болтать. Из-за двери тихо доносилась какая-то песня, включенная на магнитофоне... Слышались гулкие шаги ребят, собиравшихся в душ на ночь глядя. Кто-то громко возмущался, почему его не пропускают в очереди. Тоже мне проблема — постоять полчаса… Меня вот домой в двадцать первый век не пускают, и неизвестно, когда вообще пустят. Где-то в современной Москве грустит без меня мой суперсовременный макбук, стоят два монитора, уютное кресло с поддержкой спины. Родители, уже, наверное, сошли с ума от переживаний. Про бабушку я даже думать не хочу: наверное, уже попала в больницу от переживаний и оттуда записывает мне видео-кружки с надеждой, что я отвечу.

Мой тренер по плаванию, наверное, кроет меня последними словами за то, что я уже неделю не хожу на занятия. Надо бы вспомнить хотя бы упражнения на растяжку и сухое плавание и делать, чтобы не растерять форму. Я еще молчу про работу: вместо ежедневных рутинных задач, верстки экранов, написания кода, созвонов и обсуждений я слушаю нудные рассказы Сталины Дмитриевны про деятельность Александры Коллонтай и учу никому не нужные даты съездов, чтобы не быть отчисленным и не вылететь из общежития. В конце октября я должен был выступать с докладом на конференции айтишников в Иннополисе, под Казанью. Наверное, организаторы так и не получили мою презентацию со слайдами и уже нашли кого-то другого на мое место.

Слушая фоном болтовню друзей на обычные пацанские темы, я лежал на своей кровати, сложив руки на груди, и думал. Итак, подошла к концу первая неделя моего пребывания в новом старом мире. И все, что мне удалось разузнать — это то, что случилась авария, в которой погиб мой двойник, а его тело загадочным образом исчезло. Кому могло понадобиться тело парня, попавшего в аварию? Кто хотел его похитить? Может быть, кому-то нужно было скрыть любые следы?

Я даже вздрогнул, представив себе, как выглядело тело Матвея после тяжелого дорожно-транспортного происшествия. Да уж, не хотел бы я оказаться на его месте. В задумчивости я рассматривал свои пальцы, вроде бы — хорошо знакомые, но вместе с тем — какие-то чужие. Неужели я был таким? Меньше волос на руках, кожа немного белее, не такая смуглая. Борода, хоть и растет, но не такая густая. Такая же борода, растущая неравномерно, островками, была и у меня в ранней юности. С возрастом моя борода стала жестче и гуще.

За время, прошедшее со дня моего двадцатилетия, я уже привык каждый день видеть татуировку на руке и последние несколько дней постоянно удивлялся, что ее нет. Нет и небольшого шрама на указательном пальце правой руки. Так выглядел и Матвей Ремизов до того дня, как с ним произошла трагедия. Ни синяков, ни порезов, ни переломов. Мой живой и здоровый двойник, который мог прожить еще больше пятидесяти лет. У него было точно такое же тело. Почему-то мы были похожи друг на друга больше, чем братья-близнецы.

Внезапно на меня нашло озарение. Я понял, куда исчезло тело Матвея из морга. От неожиданной догадки я даже подскочил на кровати и стукнулся головой о книжную полку, уронив пару томиков с сочинениями Жюля Верна. Отгадка лежала на поверхности. Как же я раньше не сообразил?

Не «точно такое же», а «то же самое» тело. Я в нем находился. Тело Матвея Ремизова исчезло ровно в тот момент, когда я неожиданно для себя совершил прыжок в восьмидесятые.

Глава 8

Ключ к разгадке

Потирая ушибленный затылок, я поморщился, потряс головой и сел на кровати. Перед глазами поплыли разноцветные звездочки. Ничего себе я стукнулся! Кажется, будет здоровенная шишка. Больно-то как! Даже в переносицу отдает сильная боль. Украдкой я взглянул на приятелей: что, если они заметили, как я внезапно вскочил? Уже больше недели прошло, как я вышел из больницы, и объяснять странное поведение недавним сотрясением мозга скоро будет просто неприлично. Сколько людей в мире получают сотрясение, отлеживаются пару недель и потом живут обычной жизнью! Пора бы и мне уже вести себя адекватно, чтобы не выделяться среди остальных. Будь я разведчиком и выполняй реальное спецзадание, давно бы уже провалился!

Но Валька и Ленька, увлеченные оживленной беседой, не обратили на меня никакого внимания. Они обсуждали, как лучше сделать «варенку» и где достать недавно вышедший альбом группы «Pink Floyd», уплетали вяленое мясо с хлебом, которое прислали Леньке его заботливые родители, и усердно наполняли свои стаканы какой-то мутной жидкостью из чайника. Пузатая бутыль, из которой перелили эту жидкость, стояла под столом. Что ж, пусть общаются и дегустируют деревенский самогон, а я тем временем попытаюсь связать мысли воедино и обдумать свою догадку. Главное, чтобы парни бутылку успели спрятать. Комсорг Люда и так на меня поглядывает недобро, еще заявится завтра с проверкой, прямо с утра. Владлена Никитична, кстати, тоже регулярно проверяет комнаты на предмет присутствия горячительного или тары из-по оного. И, надо сказать, каждый раз у кого-то что находит.

Получается, что мое путешествие во времени — не просто прыжок на тридцать семь лет назад. Все гораздо сложнее. Я переместился во время, когда авария, в которой тяжело пострадал и потом скончался Матвей Ремизов, уже случилась. Но я почему-то получил его тело, которое выглядит так, как до страшного происшествия. Тело-то мое, точнее, его, в котором я сейчас нахожусь, не имеет никаких повреждений. На всякий случай я ощупал себя, похрустел суставами, размялся. Нет, ничего нигде не болит. Да оно и понятно: не смог бы я ходить, бегать и таскать тяжести, побывав в страшном ДТП.