Они были похоже на племя потерянных детей. Шесть мальчиков и пять девочек, худые и гибкие, с кожей, потемневшей от солнца и грязи. Они были одеты в потертые шорты или старомодные бриджи. Трое или четверо носили потрепанные кофты. Никакой обуви, подошвы их ног были твердые и мозолистые, как и ладони. У всех — длинные лохматые волосы, свободно вьющиеся у одних или завязанные в узлы у других. У большинства во рту виднелись молочные зубы, хотя у некоторых на месте выпавших зияли дырки. Только у одного, который выглядел старше остальных, в верхнем ряду красовались два взрослых зуба. У всех были приятные, мягкие черты лица. Когда они всматривались в меня, в уголках их блестящих глаз собирались морщинки. Они не были похожи на тех детей, которых я видел раньше. Скорее они напоминали стариков с телами беспризорных детей.

Они называли себя феями и эльфами, но были совсем не такие, как в книжках и фильмах. Ничего похожего ни на гномов из «Белоснежки», ни на мальчиков-с-пальчик, ни нажевунов, разных там брауни, карликов или тех полуобнаженных духов с крылышками, как в начале диснеевской «Фантазии». Никаких рыжеволосых лилипутов в зеленом, которые ходят по радуге. Никаких помощников Сайты и прочих огров, троллей и монстров из книг братьев Гримм или Матушки Гусыни. Просто мальчики и девочки, застрявшие во времени, вечно юные, дикие, как стая бездомных собак.

Девочка, коричневая, как лесной орех, села рядом со мной на корточки и пальцем стала чертить на земле узоры.

— Меня зовут Крапинка, — фея улыбнулась и взглянула на меня. — Тебе нужно поесть.

Взмахом руки она подозвала к нам своих друзей. Те поставили передо мной три миски: в одной оказался салат из листьев одуванчика, водяного кресса и грибов, в другой — целая гора ежевики, а в третьей — куча жареных жуков. От жуков я отказался, а салат и ежевику съел с удовольствием, сполоснув их холодной водой из выдолбленной тыквы. Они пристально наблюдали за мной все время, пока я ел, о чем-то перешептывались и улыбались, когда сталкивались со мной взглядами.

Затем три девочки подошли ко мне, чтобы забрать посуду, а еще одна принесла мне штаны и захихикала, когда я начал натягивать их на себя под одеялом. А потом и вовсе расхохоталась, когда я принялся неловко застегивать пуговицы на ширинке. Я был этим занят и потому не смог пожать протянутую руку их лидера, который решил, что пора познакомиться и представить всех остальных.

— Я — Игель, — сказал он и рукой откинул со лба прядь светлых волос. — А это Бека.

Бекой оказался невероятно похожий на лягушку мальчик, который был на голову выше всех остальных.

— Луковка, — показал он на девочку, одетую в полосатую мальчишескую рубашку и штаны с подтяжками. Она шагнула вперед и, защищая глаза от солнца ладошкой, прищурилась и мило улыбнулась мне.

Я тут же покраснел до самых корней волос. Кончики ее пальцев были зеленого цвета. Как оказалось позднее, это из-за того, что она постоянно рылась в земле, выкапывая дикий лук, который очень любила. Когда я закончил одеваться, то приподнялся на согнутых локтях, чтобы получше рассмотреть остальных.

— А я — Генри Дэй, — прохрипел я каким-то чужим голосом.

— Привет, Энидэй, — улыбнулась Луковка, и все одобрительно рассмеялись.

— Энидэй! Энидэй! — начали скандировать они, и крики их отзывались в моем сердце. С этого момента меня стали звать Энидэй, и вскоре я забыл свое настоящее имя, хотя иногда оно всплывало в памяти, но не отчетливо: то ли Энди Дэй, то ли Энивэй [6] . После того крещения моя прежняя личность начала исчезать — так младенец забывает все, что случилось с ним до рождения. Утрата имени — начало забвения.

Когда приветственные возгласы поутихли, Игель представил мне остальных, но их имена смешались у меня в голове. По двое и по трое они исчезали в замаскированных норах вокруг поляны, а потом появились снова с мешками и веревками в руках. Я испугался, не планируют ли они снова «крестить» меня в реке, но никто не обращал на меня внимания. Они явно к чему-то готовились, и вид у них; был озабоченный. Игель подошел к моей лежанке.

— Мы уходим на охоту, Энидэй. А тебе лучше остаться и поспать. У тебя была трудная ночь.

Когда же я попытался встать, рука его властно легла на мое плечо. Пусть он и выглядел как шестилетний ребенок, но сила у него была как у взрослого.

— Где моя мама? — спросил я.

— С тобой останутся Бека и Луковка. Отдыхай.

Он издал звук, похожий на собачий лай, и тут же вокруг него сгрудилась вся стая. Бесшумно, молниеносно, прежде, чем я успел хоть что-то возразить, они исчезли, растворившись в лесу, как оборотни. Задержалась немного только девочка по имени Крапинка. Она повернулась ко мне и сказала: