– Здравствуй, Вильма, – с улыбкой поздоровался Самурай, чинно кивнул куре.

– Всё, Соколик, полетела я, на рынок нужно успеть. Сможешь подсобить мне? Два гнёздышка осталось закрыть.

Мужчина кивнул одеревенело и взял из её рук пару пустых пакетов и почти закончившийся моток скотча.

– Спасибо, Касатик.

Самурай смотрел вслед уходящей тётке и чувствовал, что накатывает приступ. Хотел было крикнуть вслед, но не получилось. Вместо этого он сделал три шага в кусты, опустился на колено и перед ним оказалось опустевшее гнездо с двумя окурками на дне. Один окурок был со следом помады.

Перед глазами понеслись нежданные и невиданные мыслеобразы. Какие-то картинки с плакатов о защите природы или из когда-то виденных фильмов. Природа, так сильно пострадавшая от человека, подставившая в который раз вторую щёку, будто сдалась окончательно. Склонилась перед цивилизацией, пыхтящей трубами и, в частности, перед той, кто это варварство олицетворяет. Перед полной женщиной в синтетической одежде, курящей свою вонючую сигарету. Она за всю жизни ничего не посадила, а только поглотила множество животных и растений. К ней был будто проведён конвейер, на котором лежали коровы и свиньи, сидели кролики и куры. А в ответ натуральный в своём естестве мир получил отброшенный щелчком окурок, покладисто принял дар птичьим клювом и отнёс в гнездо, где затрепещет новая птичья жизнь, пахнущая вымокшим сигаретным фильтром. Гнездо вдруг обернулось неровным сердцем, а кусты замельтешили головастиками, Самурай криво оскалился и упал на спину, подбородок обострился вверх. Пасмурное холодное небо отражалось в его распахнутых, чуть выцветших глазах, а последняя мысль была о том, что оно намного более бездонное, чем океан.

Участковый нашёл Рюмку до обеда в компании похмеляющихся работников фабрики по производству пищевых добавок и смесей. Мужчины сидели с пивом, вспоминая, как накануне пили водку, хрустели маринованным лучком, доставая его из банки одной на всех вилкой.

– Я и говорю мастеру, что всегда четыре мешка за смену уходило, а теперь… – пьющий пиво мужчина прервался на полуслове и выпрямился. Полицейская форма была в питейных заведениях непривычным и нежеланным явлением, хотя они ничего дурного не совершали.

Капитан полиции представился и поздоровался. Один из выпивающих зачем-то спрятал вилку в карман, опытный Рюмка оставался спокоен. Он отошёл вместе с капитаном, выслушал его и кивнул.

Городские сумасшедшие собирались вместе редко. Только в исключительных случаях, как сейчас. Они стояли в квартире Самурая и чувствовали себя неловко. Все, кроме Рюмки: он на правах организатора был скорее активен, к тому же имел козырь в рукаве.

Когда их странная компания зашла в квартиру, высунулась бабка-соседка и начала возмущаться их нашествию, но Лев басом изгнал её. И вот теперь в квартире они осмотрелись и примостились кто где в комнате побольше. Даже тут всё была заставлено припасами, потому для массивного Льва нашлось место только на краю подоконника, Аля устроилась на единственном стуле, а Рюмка с Тележкой – на кровати.

– Я всё узнал, можно вступить в право собственности только через полгода. Так уж устроено.

– А похороны когда?

– Послезавтра. Нашли его вчера, после обеда.

Помолчали. Аля рассматривала фотографию молодого Самурая с женщиной и ребёнком.

– Мы ведь ничего про него не знали.

– Да кто про кого что-то знает? – прогудел Лев с подоконника. – Давайте забудем на полгода про это неожиданное наследство, просто будем ночевать здесь, кому надо, да едой разживаться. И вот ещё, Тележка. Никаких вещей сюда не притягивай, слышишь?

– Слышу, – отозвался мужчина с кровати. – Мне здесь ночевать и не придётся, мне дома спокойнее.

– Ну смотри, здесь захламлять ничего нельзя, имей уважение.

– Я копии ключей сделаю бесплатно, у меня знакомый есть на рынке, – вмешался Рюмка.

– Добро, Рюмас, – Лев снял пальто. – Ты припас жидкости или нужно сходить?

– Обижаешь! – мужичок вытащил из кармана свой козырь. – Закуски здесь на пару лет, только топливо подтаскивай.

– Ты давай за кружками сходи лучше.

– Нет, Лев, тебе идти, – вмешалась Аля. – Там бабка уже чёт ходит, нужно ей разъяснить.

– Ладно, схожу.

Лев на кухне растолковал бабуле про новых соседей и снова изгнал к себе переваривать новость. Нашёл чашки общего пользования, разномастные и со сколами. Вернулся с ними, Рюмка разлил теплую белую на два пальца каждому. Тележка вытащил из горы банок огурцы в томатном соке, открыть не смог, отдал Льву. Когда все были готовы, последний покашлял и произнёс:

– Давайте. За нашего товарища, собравшего нас здесь. Не забудем его, пока живы сами. Не чокаясь.

Все четверо выпили.

Новость о том, что Самурай умер и оставил квартиру своим собратьям по улице, надолго стала самой обсуждаемой в кафе, пивных и на рынке. Благодаря Льву, который уехал своим обычным ночным поездом и рассказал о происшествии в другом городе, на похоронах собрались городские чудаки и оттуда. Что уж говорить про их небольшой город. Дорога к кладбищу была куском автомагистрали, откуда, перейдя мост, нужно было повернуть на обычную грунтовку. Через мост вели пешеходные дорожки, но почти всегда пустующие, пыльные. Никто не приходил сюда пешком, всё на машинах да на автобусе. Но эти странные люди, одетые в разномастное тряпьё, шли отдать долг памяти такому же безумцу, как они все.