Свернув через ручей к опушке, мужчина заглянул на солнечную полянку и одобрительно кивнул жёлтым точкам лисичек. Ещё рано, но скоро.

Спустя какое-то время он был на месте. Пологий склон, доступный всем, но едва ли кому-то нужный или известный, находился в нескольких километрах от ближайшего дачного домика, где можно преклонить голову на скрипучей самодельной кровати. Безлюдные такие пространства полны зарослями крапивы или бурьяна, но встречаются и прекрасные фиолетовые самоцветы среди полупустой породы. Просто нужно уметь посмотреть.

Самурай прикинул, что фиолетовых всполохов чабреца полдюжины, значит, много забирать с каждого не нужно.

Потопал ногами возле первого с тем, чтобы прогнать дремлющих на солнце змей, и уселся на траву. Матерчатый вместительный мешок таил ножницы и пару редисок. Последние были съедены в несколько укусов, и мужчина принялся за работу. Первые горсточки верхушек, украшенных мелкими цветочками, посыпались в темно-зеленую темноту.

Когда мешок почти наполнился, мужчина просто из внутреннего стремления к прекрасному перешёл на последнее месторождение чабреца. Срезав несколько горстей, он увидел осу, прилетевшую изучать цветки. Контраст жёлтых её лапок и фиолетовых лепестков бросился в глаза, властно привлёк всё внимание. Если всматриваться, то можно увидеть целых четыре гибких сочленения на конце лапы. Вся оса являла собой прославление продуманной ловкости природной механики. Самурай медленно оседал, примяв краешком тела мешок, но ничего уже не мог поделать с этим. Оса не торопясь топталась по цветку, а он, заворожённый охотник на чабрец, не отрываясь следил за её локоточками, глазами, усами и крыльями как за физическим воплощением самой прекрасной и естественной музыки, прославляющей жизнь.

Городской сумасшедший – это последовательная чёткая позиция в жизни. Кто-то из них иногда выздоравливает просто до бомжей, некоторые заболевают до пациентов специальных больниц, но большую часть жизни они проводят между этими двумя состояниями.

С каждым из городских сумасшедших, живших на их небольшой городской окраине, Самурая связывала небольшая история. Так сложилось.

Вильма-курица.

Алевтина была полной, но довольно ловкой тёткой. Не женщиной, дамой или особой, а именно тёткой. Крикливой и скорой на суждение, острой на язвительные замечания и матюги. Она была бы обычной вздорной продавщицей в мясном отделе или бакалее, может парикмахершей в дешёвом месте или даже сотрудницей паспортного стола, но удивительная судьба одарила её противоестественной любовью к птицам. Голуби, утки, воробьи, грачи, вороны – любые птицы были её друзьями и богами одновременно. Она запаривала овёс, покупала дроблёнку, подмешивала комбикорм для своих зерноприношений. Но главное, что она искала заброшенные места для кормления: если безмолвных взрослых свидетелей птичьих пиров Алевтина ещё как-то терпела, то детей, неловко бегущих гонять птиц, не переносила на дух.

Она тратила все деньги, что оставались от элементарных её надобностей, и ещё умудрялась просить возле церквей и в переходах. Всё собранное таким образом она с каким-то восторженным облегчением инвестировала в корм и отдавала птицам. Будто труды её уносились в желудках пернатых в небо, поближе чему-то высшему.

Знали Алевтину и стражи порядка. На неё регулярно жаловались соседи за неряшливость и запах от варки всяких странностей на общей коммунальной кухне. Были и приводы, потому что если тётка видела, что кто-то обижает птах, то в ход шли не только слова, но и тяжёлая женская сумка, полная птичьего корма, готовая обрушится на голову обидчика крылатых. Часто её принимали за бомжиху, но, несмотря на неряшливость, в отличие от синего племени она не пила сверх меры. Ну и была у Али ещё одна особенность, пугающая окружающих, которая и появилась благодаря Самураю. Их связывала история, произошедшая года полтора назад.

Зимой мужчина всегда немного маялся, ведь заготовочные работы сворачивались. Он всё чаще впадал в свои транс-наблюдения за природой и, понимая эту свою особенность, одевался тепло, чтобы не поплатился переохлаждением.

Погода уже дней десять стояла солнечная и прелая, кое-где даже появлялись проталины, и он отправился досматривать свои сокровенные места. Самурай иногда выкапывал и пересаживал на свой тайный сад созерцания подснежники. Зимой мужчина старался не слишком часто обходить свои владения, опасаясь следов, выдающих его перемещения. По пути он увидел, что проталины ещё недостаточно большие, совсем мокрые и чёрные от едва сошедшего снега. С мыслями о том, не повернуть ли назад, он почему-то шёл вперёд, когда краем глаза приметил движение. В лесу часто можно увидеть всякую мелкую живность, так что мужчина удивлён не был, но, присмотревшись, остановился и потёр глаз. Это была курица. Вчерашний цыплёнок, долговязое худое существо, что-то выклёвывал на проталине.

Самурай постоял, изучая животное. Ещё постоял, убедившись, что кура не убегает, после чего развернулся и пошёл назад, успев за обратный путь крепко всё обдумать и немного взмокнуть от энергичной ходьбы. Медлить было нельзя, световой день в это время короток.

Чтобы найти Алевтину, пришлось потратить пару часов и опросить немало людей. После проделанной работы по сбору информации окончательно вспревший Самурай вышел на берег замёрзшего пруда, где в полынье плавали утки. Женщина подняла голову и посмотрела на него. Она знала, что он человек серьезный, и просто так мутить воду не будет. Аля высыпала остатки корма из пакета, сложила его и начала подниматься по берегу вверх.

Весь их совместный путь Самурай думал, стоит ли попросить не ходить в указанную им сторону, чтобы Аля не наткнулась на его посадки, почти сейчас скрытые под снегом, но решил лучше смолчать. Знал, что интересуют её только птицы.

Другое переживание было связано с тем, что кура убежит куда-нибудь далеко. «От проталине к проталине, доберётся до Таллина», – почему-то вертелось у него в голове, но тут уж ничего сделать было нельзя.

Они были на месте за пару часов до сумерек. Самурай не торопясь оглядывался, Алевтина ждала. Наконец он уловил движение метрах, может, в шестидесяти, указал направление. Подойдя чуть ближе, женщина коснулась его плеча. Увидела.