Её прекрасное мраморное лицо, некогда поражающее людишек своей неземной красотой, уже давно превратилось в сморщенную старушечью маску, изрезанную глубокими морщинами. Но здесь, в уединенном заточении пустынного Ледяного Мира, оценить произошедшую с ней ужасную метаморфозу было некому. Слуги — не в счет, они никогда не осмелились бы даже намекнуть на этот печальный факт.

Мыслями уносилась Повелительница в давно минувшие дни её молодости на самой заре времен, в дальние страны Земель Порядка, где почитали её Богиней Морского Тумана и Смерти, причиняемой морем. Тогда звалась она прекрасной Мариной, за один лишь поцелуй которой люди готовы были умирать.

Много позже, когда переселилась она в далекие болотистые леса, получив много большую власть на обильных равнинах Скифии, стали величать её Марой-Мареной. Затем, когда она перебралась еще севернее, захватывая все новые и новые территории — Богиней Зимой, Снежной Королевой. Как она могла превратиться в старую несносную старуху Лоухи[1], принявшую в этих северных землях отвратительный облик злой уродливой Ведьмы, попутно растеряв все свои Силы? Она до сих пор не могла этого понять.

А ведь как радовала ее поначалу полученная на новых местах власть. Власть безграничная и неумолимая. Шутка — ли, сковывать крепким льдом почти на полгода болота, реки, да и саму землю? Засыпать непроходимыми сугробами поля и леса, города и сёла? А осмелившихся подглядывать за ее работой людей делать неподвижными ледяными трупами. Как вообще она смогла допустить, чтобы её — Великую Богиню, держащую в страхе огромные территории и массу смертных людишек, лишили всех Сил и заперли в этом убогом мирке, не имеющем выхода, да еще и находящемся где-то на совершенно безлюдных задворках Земель Хаоса? Как?

Уйдя с головой в воспоминания, не заметила Повелительница, как нарушилась слаженная пляска Стихийных Духов. Посреди тронного зала, расшвыряв по углам танцующих Бесовок Морозного Тумана, раскручивалась огромная снежная «воронка».

Когда завывающий вихрь замедлил движение и окончательно остановился, ссыпавшись снежной лавиной на блистающий ледяной пол, перед очами Владычицы, забытой всеми, кроме верных слуг, возник её непутевый отпрыск — Хлад, сосланный в уединенное заточение вместе со злобной мамашей.

Сейчас сынок Марены уже не казался тем жутким исполином, что встретил нас с Матроскиным на лесной поляне — его рост уменьшился чудесным образом: и теперь его можно было принять за обычного высокого мужика с очень тупой и озлобленной харей.

Резко прекративший свое вращение вихрь крутанул меня по инерции, но я с трудом, но сумел устоять на весьма скользком основании. А вот говорящего кота закрутило по ледяному полу и вынесло к самому подножью хрустального трона, на котором восседала какая-то уродливая морщинистая Ведьма. Даже убиенная мною Стрига могла сойти за красавицу по сравнению с этой «королевой бензоколонки». Но мне, по большому счету, её под венец не вести, и детей с ней не крестить. Так что переживем, как-нибудь…

Кот прекратил скользить и крутиться вокруг своей оси у самых ступеней трона. Однако, наше стремительное путешествие, от которого и у меня до сих пор шла кругом голова, подействовало на Матроскина не самым лучшим образом. Он, оставляя острыми когтями глубокие полосы на льду, кое-как сумел подняться на все время норовящие разъехаться ноги.

Потом у него внутри что-то заклокотало, а после моего четвероного друга обильно-таки вырвало, испортив дымящейся кошачьей блевотиной абсолютно стерильный ледяной пейзаж. Ну, а что вы хотели, товарищи дорогие? Можно было и поудобнее нашу доставку организовать. А теперь — получите и распишитесь!

— Мразь! — вновь выругался краснорожий здоровяк, притащивший нас сюда.

Похоже, что он других слов и не знает вовсе. А он меж тем брезгливо сморщился и отбежал подальше. Явно опасался, сучий потрох, что и меня сейчас начнёт полоскать той кисло-пахнущей дрянью, что «дымясь», разъедала безупречные «зеркальные» полы величественного тронного зала. — Мать! — раздраженно окликнул он Ведьму, сидящую на троне. — На кой тебе они сдались? Отдай мне на потеху…

Старуха, до этого безмолвно, безучастно и неподвижно сидевшая на троне, неожиданно властно взмахнула рукой, резко затыкая дерзкого отпрыска:

— Не твоего ума дело, Хлад! Ступай себе восвояси — другую игрушку найдешь! Будешь нужен — тебя позовут!

— Где я себе другую найду? — Здоровячок, которого, как оказалось, зовут Хладом, видимо, взбешенный таким обращением матери, громко скрипнул зубами и набычился.

Его и без того красное лицо побагровело, наливаясь «дурной кровью». Но перечить уродливой Владычице не посмел. Я чувствовал, что по Силе, она была несравнимо сильнее своего слабоумного отпрыска. В сердцах Хлад ударил посохом о ледяной пол, так что вздрогнул весь дворец, и, вновь обернувшись снежным вихрем вылетел вон из замка.

Долгим и задумчивым взглядом я проводил бушующий снежный смерч, сшибающий с ног прислужников уродливой старухи, опрометчиво попавшихся на его пути, затем повернулся к старухе и поклонился ей в пояс, по старо-русски, достав рукой сверкающий пол. А что, пусть порадуется, что гости с понятием, и вежеству обучены.

— Здрава будь, Хозяюшка! — памятуя, как Матроскин начинал общение с Лешим, произнес я, разгибаясь и пристально глядя в глубокие, словно бездонное море, глаза Ведьмы.

Или кто она там? Сейчас, похоже, узнаем — недолго томиться в неведении.