Скажи мне нет, скажи мне да…
вернуться

Дашевский Григорий М.
Шрифт:

«Скользкий кафель, известь цвета…»

А. Н.

1
Скользкий кафель, известь цветалегкого пепла изображаютскрытую имистужу снаружи, от стужи спасают,как от лица чужого имяили иней от света.Кто не спит до зари, тот и скажет заряиглам света в стекольном льду,не о них, но о боли своей говоряи о том, как отыскивал сон до утрамнущий простыни, как в неувиденном снемну сухую траву сквозь снег,и о том, как найдуто, что видел вчера,то, что видят другие сейчас, —череду ограддля чужих, для вчерашних глаз,бесконечный рядоболочек ночи – белую розу.Едкий, как время, воздухшевелит ее, льется по венам,шлет и тленье и шелест,говорящий о тленьи,розе, подснежной траве, человеку в постели.
2
Приблизит тленье ли к цвету летящегов траву сухую снега сухуютраву?Найти ли, глядя в себя глядящегои как после смерти стекло целуя,Москвуи в щельмежду дыханьем и отраженьемпросунуть голубоглазое лезвие?Связать нельзя ли лица разрезанныхна тыл и лица зрением, временемвещейи их чужой, вчерашний их оборот?Произнесет ли не по-немецки рот,стекло туманя: тот человек, тот год?
3
Которому вредно время.Чем дольше взгляд, тем гуще теменьстекол, лгущих губным теплом, заоконным снегом лица,тем правдивей светстен в изразцах.Нет, невозможно, нет.Боль ли сделает из плоти близнецаснега и успеет убелить былое,меж собою и виноюпустоту переступить?Нет, невозможно питьвоздаянье как воздух губами, глазами ли,губы измучивстеклами ночии глаза пропущенными снами,говорящими: не верь, время не пламяи не спасет от пламени.Январь – март 1987

«Ты, воздух, всё свое лазурь, лазурь…»

Ты, воздух, всё свое лазурь, лазурьо духоте, клонящей в сон меня.И яви ни в одном глазу.Мне трудно дышать тобою, лжецом таким.Но солнце ест глаза,словно оно – дымот иного огня,который будет гореть и уже горит.Оно наклоняет мой взглядв предлежащий прах,словно оно – споткнуться страх,словно оно – стыд.1988

«Счастлив говорящий своему горю…»

Счастлив говорящий своему горю,раскрывая издалека объятья:подойди ко мне, мы с тобою братья,радостно рыданью твоему вторю.Сторонится мое и глаза прячет,а в мои не смотрит, будто их нету.Чем тебя я вижу? И нет ответа,только тех и слышит, кто и сам плачет.Сентябрь 1989

«Слабая какая перепонка делит…»

М. К.

Слабая какая перепонка делитразведенный спирт и теплый вечер,то гримасничает, то чепуху мелет.Чем же ей потом оправдаться? Нечем.Всё потом, потом – кто поставил в судьибедному сейчас невинное после?Стыд заискивает перед тем, что будет,будто чище спирт будет завтра розлит.Август 1990

У метро

– Посмотри, не мелькнуло ли дав как всегда опоздавших глазах?– Нет, там карий закат, иногда светло-карий же страх.– Дай пройти ее тихим слезам,фразам, паузам, пережидай,как не тех, поднимавшихся там, пропускал, пропускай.– Но пока оно не раздалосьи пока я не встретился с ним,от не тех, от молчанья, от слез разве я отличим?– Оттого-то с нее не своди,словно с лестницы, пристальных глаз:не блеснет ли оно посреди снизу хлынувших нас?– Ты как будто имеешь в виду,что и клятва клянется придтив сердце пообещавшей приду около девяти.– Для меня и для медлящих клятвнету этого сердца милей:так прилежнее, жалобней взгляд: с ними свидимся с ней.– Но привыкнув к навеки, к навек,им и жизнь проволынить не жаль:мил – не мил, что для них человек, вздохи или печаль?– Ждать и жить – это только предлогдля отвода неведомо чьих,чтобы ты не спускать с нее мог глаз невечных своих.Сентябрь 1990

О what is this sound (из Уистана Одена)

– Что это за звук, за дробь рассыпнаягремит в долине так рано, рано?– Просто солдаты идут, дорогая,бьют барабаны.– Что это за свет, так больно сверкая,вспыхивает всё ярче, ярче?– Просто штыки блестят, дорогая,блестят на марше.– Смотри: одна колонна, вторая —зачем собралось их так много, так много?– Просто ученья идут, дорогая,а может – тревога.– Зачем они взяли дорогой другою,слышишь: шаги их всё четче, четче?– Наверно, приказ. Почему, дорогая,ты шепчешь Отче?– Они поворачивают, забирая

Конец ознакомительного фрагмента.