– М-да, правдорубов на Руси не любили ни при какой власти.

– Да нет, это временно. Обязательно разберутся. – Она легкомысленно отмахнулась. – А в ссылке совсем неплохо, меня уже ссылали. И товарищи рассказывали. Так что не вешай нос, Сенька! – Она изловчилась и больно щелкнула его по сухому аристократическому носу.

От неожиданности Арсений Михалыч поймал ее руку и на секунду сжал, но тут же отпустил. Ольга посмотрела с удивлением.

– А хочешь, я тебе спою? – Не дожидаясь ответа, она тихо запела романс на стихи Тургенева «Утро туманное», один из его любимых. Слегка надтреснутый голос предназначался только ему, пленил, завораживал, западал в память каждым словом, образом, нотой. – «Нехотя вспомнишь и время былое, вспомнишь и лица, давно позабытые».

Когда она закончила «Слушая ропот колес непрестанный, глядя задумчиво в небо широкое», он промокнул глаза. Давно, давно он не плакал от простенького романса.

– Оленька, да у тебя талант, поздравляю. – Он произнес эту фразу с той самой интонацией, какой приветствовал удачное исполнение сольного номера в консерватории. Этот специальный тон многого стоил, и конкурсанты это знали, гордились.

– Да брось, Сеня, если и был талант, то весь вышел. Мне скоро полтинник стукнет, в такие лета не поют.

– Ну да, ну да, – он закивал послушной седой головой. – А ты когда-нибудь училась вокалу?

– Немножко, в далеком далеко. – Она снова рассмеялась и подмигнула: – Завтра спою тебе еще, самые любимые, а сегодня чаю попью и помолчу. А то я такая незабвенная тарахтелка, что весь талант проболтать могу. Вернее, уже проболтала.

Следующие дни пролетели незаметно: Ольга пела вполголоса, но слушал весь вагон. Женщины млели и закатывали очи, мужчины вздыхали. Даже комендант поезда Усачев стал подолгу просиживать в их вагоне, слушая вокальные откровения немолодой, но еще вполне красивой певицы.

Когда певунья уставала, Арсений усаживал ее рядом с собой и начинал длинные повествования про историю музыки, про великих композиторов и исполнителей, про то, как надо складывать аккорды и как создавать полифонию. Иногда он напевал, но чаще брал заимствованный у сестрицы кондитера тетрадный листок, из ее щедрых эпистолярных запасов, рисовал нотный стан и быстро-быстро черкал увертюры и пассажи. В эти минуты огненные глаза Ольги излучали торжество: настоящий профессор учил ее нотным премудростям, не просто музыкант, а из консерватории, куда она даже заходить боялась. Вот это везение.

Так она и сказала.

– Сеня, эти недели – самые звездные в моей жизни. Поверь, у меня были и любовники, и мужья, и революции. Но сейчас я поняла, что единственная настоящая любовь – это музыка. И я ее бездарно профукала в погоне за мифическим равенством и лживой свободой.

– Тс-с-с, – предостерегающе шикнул Арсений, но никто не обратил внимания на дерзкие слова. Соседи любили только ее песни, не спичи.

– Я бы мечтала не расставаться с тобой до конца своих дней, учиться, слушать про аккорды и сольфеджио.

– Так я же вроде должен на тебе жениться! – Он довольно потер руки, а она почему-то покраснела.

В Екатеринбурге приятное путешествие закончилось. Ссыльных вывалили на перрон, а поезд забрали для важных надобностей. Арсений, Ольга, семья инженера и вечно голодные дети кондитера с верхних полок уцепились друг другу в локти, в чудом уцелевшие хлястики пальто и ремни, чтобы их не растолкали, не развалили в разные концы товарного перрона. Скрипку на этот раз примотали к чемодану и укутали сверху останками шляпной коробки. Рисковать с поддельным младенцем вторично не стоило. Один раз в тотальном бардаке удалось прошмыгнуть и достаточно.

Сумрачный усач Савельич, приставленный к выпотрошенным из их вагона, начал перекличку. От голода никто не умер, все знали, что съестное следовало брать с собой, не надеясь на власти. Четыре человека выбыли по болезни, их ссадили по пути вполне легально и законопослушно. Хорошо. Совсем не так, как доносило тревожное сарафанное радио.

– Дальше пешком? Здесь и будет наша ссылка? – поинтересовался наивный инженер.

Белозерова рассмеялась. Эх, если бы Екатеринбург был конечным пунктом ссылки!

– Сегодня ночуем здесь. Сейчас пойдем на запасный путь. А завтра нам подадут состав до Акмолинска.

– Акмолинск – это где?

– Это Киргизия?

– Это Чечня?

– Это Таджикистан?

– Нет, – обрубил непросвещенных Савельич, – Акмолинск – то Казахстан.

– Это там, где Караганда? – шепотом спросил кондитер, а его жена при этих словах снова захлюпала носом.

– Да, это поблизости. – Усач повел их через полотно, перешагивая через рельсины длинными ногами в застиранных галифе.