Шрифт:
— Ага, — киваю я.
— Твоя что ли? — хмурится он.
— Моя, — усмехаюсь я и… замечаю стоящую рядом Ирину.
Она смотрит вслед удаляющейся машине и вздыхает.
— Ром, тебя точно не надо подвозить?
— Ир, нет, конечно, — качаю я головой. — Спасибо, но не надо. Ты же вообще не спишь. То работа, то учёба.
— Да почему не сплю-то? Нормально всё. Вот скоро в день начнём выходить, тогда с институтом похуже станет. Так что? Поедем?
— Так у меня теперь персональный водитель, — улыбаюсь я и киваю на Черепа.
— Чё ты сказал? — моментально бычится он.
— Череп, не быкуй. Профессия водителя в нашем обществе вполне себе уважаемая.
— Ты, Фарт, в натуре! Я тебя сейчас урою тут!
— Вот видишь, — показываю я на него. — Нервы. Нельзя тревожить человека.
Ирка улыбается.
— Знаешь, — говорит она. — Ты как-то изменился после удара.
— Правда? — поднимаю я брови. — Только не говори, что в лучшую сторону, а то возникнет соблазн повторить это дело ещё разок.
— Или даже не один разок, — кивает она и улыбается. — Ладно уж, езжай со своим товарищем. Вечером увидимся.
— Обязательно увидимся, — соглашаюсь я. — У меня просьба. Зайди, пожалуйста, к матери моей и передай ей… вот…
Я подаю небольшую пачечку денег. Сто тысяч.
— Только постарайся, пожалуйста, чтоб муженёк её не увидел.
— Ну, это уж само собой, — кивает она, принимая деньги и глядя на меня как-то…
Не знаю, она смотрит не то, чтобы удивлённо, но не как всегда, будто первый раз видит, что ли…
— Что?
Она молча качает головой и двигает к своей «четвёрке», а я — к «ниссану» Черепа.
— Давай, Росинант, погнали! — бросаю я.
— Это ещё чё значит?
— Это значит, что ты неутомимый и высококлассный водитель.
— А-а-а… — удовлетворённо тянет он.
Топор «висит» в загородном пансионат «Соблазн». Мы находим его замотанным в простынь за столом в банной комнате отдыха. На столе громоздятся бокалы, бутылки и блюда с уже несколько заветрившимися закусками.
Тусняк был что надо, судя по всему. Георгий Никифорович сидит на кожаном диване, усталый, но не побеждённый. С двух сторон от него располагаются утомлённые от пребывания в неге нимфы. Они полуголые, юные и в стельку пьяные.
— О! — восклицает Топор. — Наш фартовый друг пожаловал. Падай!
— С лёгким паром, — киваю я.
Он показывает на кресло напротив себя и начинает тормошить жрицу, возлежащую слева от него.
— Давай, как тебя, Изольда!
— Я Анжела, — неохотно возражает девица.
— Какая разница, хоть Брумгильда. Положи моему другу еды в тарелку.
— Не стоит, — машу я рукой. — В это время суток я обычно не ем.
Я осматриваюсь. Комната довольно просторная. Здесь жарко и излишне влажно. Обстановка, разумеется, всячески намекает на соблазны. На стенах висят возбуждающие воображение фотографии красавиц, а приглушённый свет и широкая кушетка располагают к интимному планированию. На экране телевизора мелькают тематические зарисовки. Типа, из жизни нашего гарема.
— Ну что, Рома, — усмехается Топор, — ты готов?
— Смотря к чему, — пожимаю я плечами.
— Как к чему? К большим делам. Сегодня пойдём с тобой на игру.
— Уже сегодня? — оживляюсь я. — Отлично.
— Да, сегодня. Пойдём во «Встречу». Знаешь такое место?
— Знаю, — хмыкаю я. — Был там как-то.
Это ресторан, где мы играли первый раз с Ильдаром. Место, принадлежащее Хану.
— Заодно и все вопросы сразу порешаем, да?
— Вот именно. Там будет Коля Золотой и ещё несколько таких же, как он, ребят. То есть игра будет большой и интересной. Понимаешь меня?
— Да как не понять-то?
— Молодец, — кивает он. — Ну, а раз понимаешь, давай тогда, вон там в соседней комнате кабинки, простыни и полотенца. Раздевайся и в парную. Девочки тебя отходят. Брумгильда, позови Лауру.
— Она не Лаура.
— Неважно, — поводит плечом Топор. — Зови, пусть Ромку отшлёпает веничком. Ты, мой фартовый друг, даже не представляешь, что она с тобой сделает. А потом за тебя примутся вот эти две шахеризады, и станешь ты, как новенький. Будто заново родился. Поспишь, отдохнёшь как следует и — в бой!
— Во как, — удивляюсь я. — У вас тут целый сценарий.
— Ты даже не представляешь, насколько он прекрасен. Голливуд отдыхает. Иди, раздевайся. После этого всего ещё коньячку рюмашку и будет полный пердимонокль.
— Нет, — качаю я головой. — Не пойдёт, Георгий Никифорович. У меня своя система.
— Какая ещё система? — недовольно морщится он. — Иди, я сказал!
— Во сколько игра?
— В десять вечера придём, пока туда-сюда, часов в одиннадцать начнётся жар.
— Хорошо, в половине десятого буду готов. Заезжайте.