«Хотя, быть может, здесь нехватка офицеров много острее, чем мне кажется», – подумал я, спрыгивая с седла. Ноги нестерпимо ныли, а копчик болел с такой силой, будто по нему проскакал табун лошадей. «Надо подумать над всем этим…»

Рука самопроизвольно потянулась к седалищу, бережно потирая его. Увы, но от прикосновения ладони боль только усилилась и вовсе не желала утихать. «Черт! Когда же она пройдет?» – спросил я сам себя в который уже раз за последние дни. К сожалению, навыки верховой езды не только не передались мне от настоящего Алексея, но и, словно в насмешку, стали столь отвратными, что зарабатывать очки в этой дисциплине мне приходится через боль ягодиц и стиснутые от боли зубы.

Кое-как добравшись до облюбованного мной кабинета, я приказал Никифору подать мне к ужину разбавленного вина.

Как ни печально, но думы о словах Меншикова к вечеру не оставили меня, они усилились, с каждым часом становясь осязаемей, словно были вытканы из воздуха. Утолив первый голод, я, отослав стоявших в дверях слуг, принялся за работу, которую сам себе и нашел, не желая терять драгоценного времени. «Что ж, коли у меня осталось два месяца, то, пожалуй, стоит поплотней заняться своей подготовкой. Спасибо князю за предупреждение, а то бы так и опростоволосился перед государем», – хмыкнул я про себя.

У меня самого были планы, так сказать, освоиться постепенно в этом времени, но раз уж обстоятельства вынуждают, то придется нестись на гребне волны, а не под ней.

Не засиживаясь допоздна за потертыми книжицами с очертаниями границ известных в это время земель, я оставил на желтоватых страницах недавно заведенного дневника пару заметок.

– Никифор! – крикнул я в пустоту приоткрытой двери кабинета.

– Да, ваше высочество? – тут же раздалось из темноты.

Следом сразу появился сам камердинер, неся колеблющийся в подсвечнике огонек, едва разгоняющий окружающий его мрак.

– Пригласи ко мне завтра пару мастеров-плотников, – попросил я его, убирая в ящик стола документы вместе с письменными принадлежностями. Что делать, душа требует порядка.

– Как будет угодно вашему высочеству, – поклонился седовласый мужчина.

– Спасибо. Думаю, ты свободен до обеда: кроме плотников, мне никто не потребуется, – немного подумав, сказал я ему, вставая из-за стола и сладко потягиваясь: рутина писанины изматывает не меньше тяжелого физического труда.

– Как будет угодно вашему высочеству, – повторил камердинер, кланяясь вновь.

Не давая никаких новых распоряжений, я пошел к себе в спальню, благо пройти надо всего метров двадцать. Увы, но уже очень давно меня не посещали сновидения, видимо, забыв дорогу к моему разуму. Хотя, может, оно и к лучшему…

Просыпаться на рассвете в этом времени стало для меня таким же нормальным атрибутом, как и чашка огненного чая с утра в том времени. Не откладывая в долгий ящик физнагрузку, сделал легкую разминку, сгоняя дремоту, преследующую любого только что вставшего с постели человека. Уже почти неделя как я тут во вполне вменяемом состоянии, а самому кажется, что происходит что-то не то…

– Чего же мне не хватает-то? – чуть слышно спросил я сам себя, напрягая мозги, но они пока отказывались давать хоть сколько-нибудь приемлемый ответ. – Ну и ладно, пока это дело подождет.

Стараясь не производить много шума, я продолжил свою физзарядку, прерванную из-за непонятной мысли. Но как я ни старался не шуметь, все-таки привлек внимание, наверное, вечно бодрствующего Никифора, который тут же зашел в спальню, неся в руках кувшин с теплой водой и чистое полотенце. В его глазах уже не было того непомерного удивления, которое было в тот момент, когда он увидел меня делающим упражнение на пресс, зажав ступни под первым попавшимся проемом у шкафчика, стоящего возле кровати.

Да, шуму было изрядно, но после того как с камердинером была проведена разъяснительная работа и отосланы все служанки, с прочими «прелестями», полагающимися наследнику престола, я вздохнул свободно, согласившись только на условие, которое в категоричной форме выставил покладистый камердинер: он сам всегда будет прислуживать мне с утра. Благо я таки сумел добиться того, чтобы все «умывания и притирания» были сведены к минимуму – кувшину с теплой водой и одному полотенцу.

– Мастера ожидают вас, ваше высочество, – сказал Никифор, после того как я умылся и вытерся полотенцем.

– Отлично, – улыбнулся я своему отражению в маленьком серебряном тазике, стоящем на треноге, словно языческий жертвенник. – Пусть их проводят в Большой кабинет и принесут что-нибудь перекусить: думаю, они вряд ли успели поесть дома…

– Но, ваше высочество, это же мужики…

Непонимание, смешанное с негодованием, столь явно отразилось на лице камердинера, что я поневоле на мгновение растерялся.

«Блин, забыл совсем, куда я попал, – хлопнул я себя по лбу (мысленно, естественно). – Вот только отступить сейчас – значит признать, что я неправ, а делать этого я ни в коем случае не должен. Пусть уж чудаком меня считают, чем какие-нибудь подозрения появятся».