Общая добыча рейда в любом случае будет в её пользу, так что пусть пленников берут другие. Лелит была здесь для того, чтобы сражаться.

Лелит не обращала внимания на толпу убегающих. Клубящаяся масса их страха пьянила и бодрила, но у нее не было ни нужды, ни желания омочить свои клинки их кровью. Она искала вызов, врага, способного сразиться с ней в бою, не опозорив себя. Дело было не только в ее собственном удовлетворении — ее присутствие привлекло бы внимание, позволив ее подчиненным получить больше времени и возможностей для добычи тех, за кем они пришли, — но Лелит была достаточно честна с собой, чтобы признать, что удовлетворение было главным мотивом. Ее тело почти болело от досады, что она сдержалась, когда Моргана так непочтительно с ней обошлась, и… Почему она сдержалась? Убить другого Великого суккуба в ее покоях, приняв приглашение, было бы, конечно, грубо и не соответствовало бы репутации Лелит, но ведь вряд ли это было бы предосудительно.

В противном случае Лелит могла бы принять вызов Морганы, подождать день, а затем сразиться с ней во Дворце Ворона. Это было бы достойное зрелище. Конечно, по праву он должен был состояться в Крусибаэле, но мелкий спор о месте проведения поединка не должен был иметь значения. Лелит была рада сразиться с кем угодно и когда угодно, так что причина была не в этом.

На нее надвигалась азуриани с клинком наперевес, на лице ее была застывшая решимость. Она не была воином, на ней даже не было доспехов. В последний момент Лелит крутанулась, ударила голой пяткой в челюсть женщины и с треском свернула ей шею, разрывая спинной мозг. Илмаритка упала, клинок вырвался из внезапно ослабевших рук, а Лелит пошла дальше, едва успев осознать произошедшее.

Она ведь не боялась, верно?

Это было нелепое предположение, но Лелит решила, что ей стоит задуматься. Друкари были жертвой страха; в их культуре царило подавляющее превосходство, но не чувствовалось недостатка в трудностях. Распространенность гладиаторских боев может показаться странной, учитывая эти тенденции, но это потому, что многие друкари искренне верили, что они непобедимы до того момента, когда их глупость продемонстрирует им чужой клинок. Лелит же, разумеется, превосходила всех, с кем ей доводилось сталкиваться, и потому никогда не чувствовала поцелуя страха. К некоторым врагам следовало относиться с опаской, как к холодному вакууму космоса, и не вступать с ними в бой без соответствующего снаряжения. Лелит и ее налетчики не задержатся здесь достаточно долго, чтобы Ильмарен успел разбудить Аватара Кхаина, но если она когда-нибудь столкнется с расплавленным металлическим воплощением Бога Войны, то Лелит потребуется более мощное оружие, чем ее простые ножи, чтобы рискнуть вступить в бой.

Так боялась ли она? Поэтому ли она ушла от Морганы, несмотря на оскорбления другого суккуба? Неужели Лелит втайне верила, что если она скрестит клинки со своей старой знакомой, то именно она останется истекать кровью в песках?

Кто-то пригнал сюрикеновую катапульту. Лелит увидела, как поднялось дуло оружия, и сделала сальто, легко преодолев короткую вспышку огня, хотя крики, доносившиеся из-за спины, свидетельствовали о том, что другим не так повезло. Лелит не знала, были ли раненые ее воинами или незадачливыми мирными жителями, которых подрезал кто-то из своих, да ее это и не волновало. Она бросилась вперед, не высовываясь и переваливаясь с боку на бок. Стрелок был бы хорош в орудийной линии, выпуская свои снаряды с мономолекулярными краями в ряды наступающих орков или тиранидов, но он не мог надеяться попасть в одинокого суккуба. Лелит пронеслась мимо ствола, ампутировала руку стрелка у запястья, а затем вскрыла ему горло.

Нет, размышляла она, даже если допустить самообман, она не испытывала никакого страха при мысли о том, что ей придется столкнуться с Морганой в бою. Более того, она испытывала трепет при этой мысли. Однако всякий раз, когда она пыталась представить себе это, образы расплывались и превращались в нечто иное: она сражается на стороне Морганы, как они сражались в юности, защищая себя и друг друга от тех, кто мог бы причинить им вред, и поднимаясь по ступеням общества Комморрага на острие своих клинков.

Неужели перспектива манипуляций Векта заставила ее напрячься? Нет, это тоже было неправильно. Верховный владыка заставлял весь Темный город плясать под свою дудку, и Лелит никогда раньше не была особо обеспокоена этим. Пока она могла исполнять собственные желания, Лелит не задумывалась, совпадают ли они с желаниями Асдрубаэля Векта. Если он хотел, чтобы она делала что-то, чего хотела и она, то это всегда считалось преимуществом.

Она не хотела убивать Моргану. Это была ужасающая правда, но от нее Лелит не могла уйти. На самом деле все было гораздо хуже: дело было не только в том, что она просто не хотела убивать Моргану — в галактике было очень мало существ, которых Лелит хотела бы убить больше, чем любого другого, просто она мало беспокоилась об этом, если бы убила — нет, Лелит понимала, что не хочет убивать Моргану, что не могло показаться очень странным для тех, кто не вырос в Комморраге, но было огромной разницей для тех, кто там вырос.

Она не могла представить себе, как зарубит Моргану в бою, потому что не хотела, чтобы Моргана умерла. Что за гладиатор она тогда?

Эта мысль привела ее в ярость, и она с рычанием бросилась вперед. Она рубила все, что попадалось на пути, не делая различий между теми, кто тщетно пытался вступить с ней в бой, и теми, кто столь же тщетно пытался убежать, просто вымещая свою злость на плоти окружающих. Если ни один достойный враг не захочет предстать перед ней, ей придется просто убивать, пока такой не появится. Азуриани говорили, что заботятся о себе подобных, так пусть же они придут на помощь жертвам Лелит.

Она танцевала, то и дело останавливаясь, чтобы насладиться страданиями какой-нибудь души, но в основном прокладывая кровавый след в самом сердце города. Жители Искусственного мира уже начали организовывать оборону, их так называемые Стражи начали давать отпор налетчикам Лелит, но сопротивление ей — и ведьмам, идущим по ее следу, — все еще было минимальным. Казалось, враги знали, что не смогут противостоять ей, и готовы были позволить ей бесчинствовать, пока они сражаются с теми, против кого у них есть шанс. Это только еще больше разозлило Лелит: она не привыкла, чтобы ее игнорировали, независимо от причины.