Еще один воин, вооруженный двумя сверкающими мечами, набросился на Кровавых Невест Лелит. Трое уже лежали мертвыми или умирали, а ильмарка продолжала орудовать клинками, нанося страшный урон заторможенным в криках друкари. Еще один взмах клинков эльдари — и еще одна Кровавая невеста упала, ее голова снесена с плеч.

Лелит усмехнулась, устремляясь вперед. Это был экзарх; она так долго следовала по Пути Баньши, что теперь застряла на нем, не в силах сбросить облик воина, пока ее душа не смешалась с душами других эльдари, носивших эти древние доспехи. Они были вершиной пути воинов азуриани и были обречены оставаться на нем в бесконечном поиске совершенства в искусстве кровопускания. Экзархи были уважаемыми бойцами и ценным товаром даже на гладиаторских аренах Комморрага, и не в последнюю очередь потому, что, в отличие от некоторых пленников, их почти не нужно побуждать брать в руки оружие и убивать.

Лелит набросилась на нее с вытянутыми ножами. Превосходное чутье воина дало ей предупреждение за долю секунды, и в последний момент она уклонилась в сторону. И тут же в ход пошли двойные зеркальные мечи, сверкающие в ослепительной технике сдвоенной формы, способной рассечь торс или ампутировать конечности. Лелит натянуто улыбнулась: ее собственные ножи отразили контратаку экзарха. Они были вооружены одинаковым оружием, но у Баньши был больший радиус действия. В глазах большинства наблюдателей это давало ей преимущество.

Большинство наблюдателей, конечно, были глупцами. Лелит носила с собой простые клинки не потому, что они давали ей наибольшие шансы на успех в борьбе с любым противником; она носила их потому, что почти во всех ситуациях это было все, что ей требовалось.

Экзарх баньши была невероятно быстра, а ее мечи почти пели, рассекая воздух на все более мелкие фрагменты. Она была последним воплощением воина, который жил, сражался, умирал и снова жил, и весь этот опыт она привносила в свои бои. Она видела бесчисленные поля сражений, убивала бесчисленных врагов, но она никогда не встречалась с Королевой ножей.

Другие виды восхищались скоростью и грацией эльдари, но не все они были равны. Друкари — психически неполноценные и живущие в царстве, где даже намек на слабость был для окружающих открытым приглашением к нападению, — были еще более атлетичны, чем их сородичи, и Лелит Гесперакс была, пожалуй, величайшей из них. Она кружилась и танцевала, ведя экзарха за собой, оставаясь на расстоянии вытянутой руки и ожидая момента для удара. Ее Кровавые невесты знали, что лучше не ввязываться в их бой, но они кружили вокруг, ожидая момента, когда их призовут.

Малейшая оплошность была единственным шансом, который требовался Лелит. Плита на площади, где они сражались, слегка накренилась под ногой экзарха — трещина в фасаде совершенства, который азуриани представляли даже собственным гражданам, — и равновесие воительницы на мгновение нарушилось. Ее похожая на шторм оборона на мгновение замедлилась, пока она выравнивалась, но было уже слишком поздно. Лелит наблюдала и ждала, и у нее хватило и рефлексов, и умения воспользоваться возможностью.

Она скользнула вперед, без труда переместившись из-под защиты экзарха внутрь, преодолевая расстояние, на котором зеркальные мечи были наиболее эффективны, и делая баньши досягаемой для ее ножей. Лелит увернулась от взмаха, который был чуть медленнее, чем следовало, отбила взмах другого клинка, оказавшегося совсем не в том месте, и вонзила нож в горло экзарха.

Удар был рассчитан, нанесен и взвешен до совершенства. Лелит не стремилась убить — это было бы расточительством. Вместо этого ее нож проскользнул сквозь гибкую броню и перерезал голосовые связки экзарха, избежав попадания в основные артерии. Боевой клич Воющих Баньши был психическим, но он опирался на реальные крики, которые они издавали, обрушиваясь на своих врагов. Без голоса они не могли кричать, а без крика не могли быть Воющими Баньши.

Лелит уходила от панических встречных взмахов экзарха, наслаждаясь внезапными волнами ужаса, которые теперь исходили от воина Искусственного мира. Экзархи были выносливы, и перспектива смерти мало пугала того, чье гештальт-сознание умирало уже несколько раз. Они уже потеряли свою собственную личность, поскольку она была поглощена более великой личностью, пропитавшей доспехи, но как быть с ударом, поразившим эту центральную личность? Экзарх мог стоически перенести тяжелую рану, мог встретить смерть, не дрогнув, но быть отрезанным от самого аспекта, который он олицетворял…

— Взять ее, — с ухмылкой сказала Лелит, и ее Кровавые невесты двинулись в атаку с абордажными сетями. Экзарх извивалась, пытаясь вырваться на свободу, но ее самообладание и грация были нарушены далеко не только из-за кровоточащей раны в горле, и теперь оружие ведьм нашло свои цели. Азуриани не умрет; ей окажут помощь, прежде чем она истечет кровью, и сохранят жизнь, чтобы использовать ее в Крусибаэле. Лелит может даже попросить гомункула восстановить голос воительницы, когда придет ее время, ведь это только добавит зрелищности на арене.

— Ваше превосходительство, — обратилась Харавиксис, подходя к Лелит, когда экзарх был усмирен.

— Что такое? — спросила Лелит, ее нервы уже напряглись. Экзарх не представлял собой сложной задачи, просто головоломка, на которой Лелит нужно было сосредоточиться на несколько мгновений, и она все еще чувствовала разочарование, терзавшее ее разум. Теперь Харавиксис хотела что-то сказать, и выражение лица гекатрикс подсказывало Лелит, что ей это не понравится.

— Миледи, некоторые из тех, с кем мы столкнулись, носят метку Иннари, — трезво сообщила Харавиксис.