Шрифт:
— Ну что, капитан, что это за люди? — штабные офицеры по-прежнему стояли у крыльца, четыре человека, трое моих и один «авиатор», в окружении двух десятков солдат и офицеров, обезоруженные и помятые, стояли в отдалении, а капитан из контрразведки козырял какому-то невысокому генералу.
— Несомненные шпионы, Лавр Григорьевич. Документов нет, вооружены иностранным оружием. Несомненно, нами пресечена попытка покушения на вас.
— Хорошо, разбирайтесь Изяслав Модестович, вам и карты в руки.
Генерал махнул рукой и начал грузится с многочисленной свитой в стоящие тут-же автомобили.
Рев моторов уезжающей колонны меня оглушил, поэтому, я только успел заметить резкое движение за спиной, катнулся в сторону и на мое плечо обрушился могучий удар.
— Сука! — прошипел я и потянул из кобуры под курткой предпоследнее свое оружие — «Браунинг».
Чернявый мужик лет тридцати, с короткой, аккуратно постриженной бородой, двумя быстрыми шагами подскочил к, отлетевшему в сторону, автомату… и теперь растерянно вертел его в руке, после чего уставился на ствол, направленного на него, браунинга круглыми от ужаса глазами.
— Что? Не получается? –я улыбнулся одними губами, выжав до конца слабину спускового крючка.
— Я кричать буду! — пообещал мужик.
— Кричи. — я рывком сел, левое плечо болело неимоверно. Сучковатое полено (тоже мне, оружие крестьянства), которым меня чуть не убили, лежало рядом со мной.
— Пан шпиен, не убивайте меня… — мужик упал на колени, аккуратно отложив автомат в сторону: — Я вас из местечка выведу, как стемнеет, так, что не одна собака не гавкнет.
— Ты хозяин подворья?
— Я, пан.
— Дома кто у тебя?
— Никого нет, пан, я один…
— Хорошо. — я стянул с себя куртку и стал наматывать ее на ствол пистолета.
— А вы что сейчас делаете? — забеспокоился абориген.
— Глушитель, чтобы на выстрел никто не прибежал. А потом пойду к тебе в дом…
— Побойтесь Бога, пан шпион, за что детей то!
— И зачем ты мне врешь? Раз ты меня обманываешь, то зачем ты мне?
— Пан шпиен, я просто за дитычек боюсь…
— Да ничего с твоими детками не будет. Просто я не хочу, чтобы ты меня сверху ударил, когда я спускаться с сарая твоего буду, или лестницу отпихнул.
— Да у меня и мыслей таких отродясь не было… -замахал руками несостоявшийся убивец.
— Ну тогда пошли к тебе в дом, я пережду тревогу, потом уйду. Только смотри, если что надумал, тебя предупреждаю сразу — что-то пойдет не так, завтра в этом доме будут похороны.
С чердака сарая я спускался долго, опираясь рукой с зажатым в ней пистолетом, о шероховатые перекладины и не сводя внимательного взгляда с фигуры мужика, понуро стоящего в проеме входа на чердак.
Спустившись, я отошел в тень дома и поманил хозяина, а, когда он спустился во двор, упер ствол ему в поясницу и велел вести в дом.
В горнице была обычная обстановка, только красного угла или католического распятья на стенах не было. У стола в середине комнаты стояла испуганная жена, в глухо повязанном платке, к которой жались трое маленьких ребятишек.
— Тебя как зовут, хозяин. — я легонько подтолкнул мужика в спину.
— Мо…Мойша.
— А жену твою?
— Хава Давыдовна…
— Так вы… Ладно, давай, детишек убирай спать или куда, и ужинать пора.
К доме оказалась еще одна комната, и хозяйка, испуганно оглядываясь на меня, увела детей туда, после чего начала собирать на стол.
— Вы только между собой, на всякий случай, по-русски говорите, чтобы мне спокойней было… — постарался устроится на стуле поудобнее, положив пистолет на колени.
— Она на русском языке очень плохо разговаривает…
— Ну, как сможет, главное не на своем, я ни идиш, ни иврит, не понимаю.
Ну что сказать про ужин? Вареная картошка с луком — еда так себе, хорошо, что хозяйка подала на стол пару стопок мутного стекла и небольшой бутылек, бутылкой я этот сосуд назвать не могу, в котором плескалось что-то вонючее, но, если сумел проглотить, хорошо прогревающее желудок.
— Ну расскажи, Мойша, чем занимаешься? — после второй рюмки боль в отбитом плече прошла, настроение улучшилось.
Хозяин дома служил приказчиком в местной лавке, у своего земляка, жили, по меркам местечка, совсем не плохо.
— Тебе, Мойша, надо в Россию перебираться, и профессию сменить…
— Зачем? Хозяин мой, Израиль…
— Погромы здесь скоро будут, и не один раз, и, то что до революции было вам детским утренником покажется, относительно того, что еще будет.
— Дак, как же это? А армия? Тут же армия стоит, да еще, как господина генерала Корнилова командующим назначили, сразу народ поприжался, тише стали себя вести.