Эти весьма автомобильные сцены, как упоминалось, снимаются в Гриффит-Парке – месте у подножия Санта-Моники размером примерно с Делавэр. Представьте как бы полузасушливый Йеллоустоун со множеством хребтов, скал и спонтанных селей из грязи и гравия. Передовая команда Asymmetrical устроила так называемый базовый лагерь из дюжины трейлеров вдоль небольшой дороги между Малхолланд и шоссе Сан-Диего [32] ; охрана перегородила участки на нескольких других дорогах для сцен погонь; здоровяки с рациями и в технически-черных футболках построили в нескольких местах баррикады, чтобы не дать бегунам и случайным водителям попасть в кадр или подвергнуть постановку трюков риску страхового случая. Жители ЛА легко относятся к необходимости объезда баррикад и выглядят такими же равнодушными к съемкам кино на своей земле, прямо как ньюйоркцы.

Гриффит-Парк, хотя и очаровательный на свой иссушенный, лунный манер, оказывается насквозь линчевской средой: залитый солнечным светом оттенка импортного пива, но со странным подсознательным зловещим ощущением. Это ощущение трудно объяснить или сколь-нибудь рационально описать. Оказывается, в этот день поступило предупреждение о ветре Санта-Ана – необычном погодном явлении, которое вызывает опасность пожара [33] , а также высокую ионизацию – странную, но ощутимую тревогу у всякой живой твари. Оказывается, уровень убийств в ЛА в периоды Санта-Аны выше, чем в другое время, и в Гриффит-Парке легко находятся подтверждения, что с атмосферой действительно что-то не то: звуки кажутся резче, запахи пахнут сильнее, дышится необычно, солнечный свет преломляется в лучи, словно проникающие до задворок черепа, и в целом в воздухе висит странный скрипящий покой – западнопобережный эквивалент странного аквариумного затишья перед торнадо на Среднем Западе. Воздух благоухает шалфеем, сосной, пылью и – смутно – креозотом. Дикая горчица, юкка, сумах и разные травы – словно пятичасовая щетина на склонах, под неестественными углами торчат худосочные дубки и сосны (некоторые стволы жутко искривлены и уродливы), а множество других цветущих буйным цветом сорняков и шипастых штук отбивают желание к моционам по округе. Текстура здешней флоры, по сути, как у рабочего конца веника. Весь первый день съемки над головой кружит один краснохвостый сарыч, всего один и всегда по одному кругу, так что через какое-то время круг кажется вырезанным на небе. Дорога, где находится площадка, – неглубокий каньон между холмом с одной стороны и крутым утесом с другой. С утеса можно изучить хореографию площадки, а в другом направлении открывается зрелищный вид на Голливуд справа и долину Сан-Фернандо, Санта-Монику и изогнутую голубую корку далекого моря слева. Трудно понять, это Asymmetrical выбрали конкретно этот участок Гриффит-Парка или его просто назначили в офисе, который занимается распределением лицензий на локации, но это милое и приятное местечко. Площадка примерно в форме треугольника, где одна сторона – шеренга трейлеров базового лагеря вдоль маленькой дороги, вторая – трейлер-столовая, салатные бары и обеденные столы вдоль другой, перпендикулярной дороги, а гипотенузный длинный маршрут между ними – то, где собственно проходят съемки; та самая c2-дорога, где находятся высокий холм и утес с открывающимся с него видом.

По сути, все, что происходит целое утро, – зловещий черный «мерседес 6.9» Роберта Лоджи, «инфинити»-преследователь и большой навороченный грузовик с камерой уезжают и пропадают на длинные промежутки времени, катаясь туда-сюда по огороженной миле якобы Малхолланд-драйва, пока Линч и оператор пытаются найти какие-то особые комбинации света, ракурса и скорости, составляющие характерно линчевский кадр. Во время съемки погони другие шестьдесят или около того членов съемочной группы на натуре выполняют техническое обслуживание и различную подготовку, слоняются, валяют дурака, по сути попросту убивая уйму времени. Сегодня на площадке рабочие, реквизиторы, звукооператоры, сценаристы, тренеры по диалогам, операторы, электрики, гримеры, врач, помощники продюсера, дублеры, каскадеры, продюсеры, осветители, художники-постановщики, помрежи, агенты по рекламе, администраторы по натуре, костюмеры с вешалками на колесиках, как в нью-йоркском Районе моды, монтажеры, сценаристы, координаторы и техники спецэффектов, пожарные блюстители курения, представитель страховой компании, множество личных ассистентов, помощников и стажеров и значительное число людей без каких-либо определенных обязанностей. Все предприятие чрезвычайно сложное и запутанное, и трудно провести точную перепись, поскольку множество людей в команде выглядят в основном одинаково, а их функции сугубо технические, сложные и выполняются с высокой эффективностью и скоростью, и, когда все в движении, хореография площадки становится визуальным эквивалентом групповых диалогов Олтмена, и далеко не сразу запоминаешь характерные черты во внешности и оборудовании, позволяющие отличить одну категорию персонала съемочной команды от другой, так что понимание примерной таксономии возникает только к вечеру 9 января:

Рабочие обычно здоровые мужики: синие воротнички с моржовыми усами, бейсбольными кепками, мощными запястьями и пивными животами, но и крайне живыми, внимательными, умными глазами, они похожи на очень сообразительных профессиональных грузчиков и, по сути, ими и являются. Электрики, осветители и парни по спецэффектам – тоже, как правило, мужчины и здоровяки, отличаются от техников любовью к длинным волосам, забранным в хвост, и к футболкам с рекламой различных брендов эзотерического высокотехнологического оборудования. Никто из рабочих не носит серьги, но больше пятидесяти процентов технического персонала серьги носят, и у парочки есть бороды, и у четырех из пяти электриков почему-то усы в стиле Фу Манчу, и вместе с хвостами и бледностью это дает характерную внешность продавцов из магазинов музыки или хедшопов [34] ; плюс в общем химический досуг у этих более технических синих воротничков – решительно не пивной.

Мужчины-операторы зачем-то носят пробковые шлемы, и пробковый шлем оператора со стедикамом выглядит особенно аутентичным и сувенирно боевым – с кокосовым волокном для камуфляжа и лихим перышком за лентой.

Большая часть команды операторов, звукачей и гримеров – женщины, но у многих из них тоже есть общие черты: лет тридцати, без макияжа, красивые без усилий, в выцветших джинсах, старых кроссовках и черных футболках, с пышными чистыми волосами, без затей завязанными на затылке, чтобы не мешались, но локоны постоянно выпадают и висят перед глазами, и их приходится периодически сдувать или поправлять рукой без кольца, – словом, это такая неряшливо красивая технически подкованная женщина, которая, очевидно, курит травку и живет с собакой. У большинства этих рукастых девушек-техников определенное выражение вокруг глаз, сообщающее настроение, обычно сообщаемое фразой «плавали – знаем». На обед некоторые из них не едят ничего, кроме тофу, и дают понять, что не считают комментарии отдельных рабочих о том, на что похоже тофу, достойными какого-нибудь ответа. У одной из женщин-техников, фотографа, которую зовут Сюзанна и с которой интересно поболтать о ее собаке, на внутренней стороне предплечья есть татуировка с японским иероглифом «сила», и она умеет двигать мускулами предплечья так, чтобы идеограмма ницшеански выпячивалась, а потом опадала.

Большинство сценаристов, костюмеров и помощников продюсера – тоже женщины, но другого рода: моложе, не такие тощие и более уязвимые, без самоуверенности женщин-операторов и женщин-звукачей, идущей в комплекте с технической подкованностью. В противоположность крутой «мировой скорби» рукастых девушек у всех женщин из отдела сценария и продюсерства в глазах стоит одинаковое болезненное «я-же-ходила-в-хороший-колледж-что-же-я-делаю-со-своей-жизнью» – такой взгляд, когда понимаешь, что они не посещают психотерапию дважды в неделю только потому, что не хватает денег.

Еще способ определить статус и обязанности разных людей из съемочной группы – посмотреть, какое у них личное переговорное устройство. Рядовые рабочие, кажется, единственные люди без личных переговорных устройств. У остальной рукастой технической братии с собой рации, как и у администратора по натуре, связных с грузовиком с камерой и здоровяков на баррикадах. У многих других – сотовые телефоны в шикарных набедренных кобурах, и количество разговоров по сотовому более чем отвечает популярным стереотипами о ЛА и сотовых [35] . У второго помрежа – молодой черной девушки по имени Симона, с которой я часто общаюсь, так как ей всегда приходится сообщать мне о том, что я путаюсь у кого-нибудь под ногами и мне надо подвинуться (хотя ни разу – раздраженно или грубо), – не просто кобура с телефоном, а сотовая гарнитура, причем не только для виду: несчастной девушке приходится общаться по телефону чаще, чем любому человеку старше подросткового возраста, а гарнитура позволяет свободно записывать всякое на разные клипборды – которые она носит с собой в самом что ни на есть держателе для клипбордов.

Настоящий административный класс площадки – линейный продюсер, рекламный агент, страховщик – носит личные пейджеры, и те иногда пищат одновременно, но немного несинхронно, разливая в странно наэлектризованном воздухе Санта-Аны мелодию, которую точно можно квалифицировать как линчевскую. Вот как можно различать людей телекоммуникационно. (Исключение в каждом правиле – Скотт Кэмерон, первый помреж, который с сизифовым смирением несет одновременно бремя двух раций, сотового, пейджера и очень серьезного мегафона на батарейках.)