– Просто знай, что я очень любила ее, – тихо сказала она.

Я чуть кивнул головой, чтобы не казаться безучастным, но больше ничем ей не помог. Она подняла голову и быстро огляделась по сторонам. Мой офис когда-то служил кладовой всему подъезду. Я снял его после продолжительных переговоров, которые включали в себя шесть заседаний домового комитета и обязательство с моей стороны полностью отремонтировать помещение. Слово я сдержал, и теперь оно выглядело не как кладовка, а как побеленная кладовка.

– Это твой офис?

– Я по большей части работаю на свежем воздухе.

– Я не собиралась тебя критиковать, – сказала она. – Здесь очень мило.

– Ты архитектор?

– Я работаю в министерстве социального обеспечения.

– Кем?

– Психологом.

– Прекрасно. Тогда давай немного поговорим обо мне.

Она рассмеялась. Смех у нее был славный, во все тридцать два белых зуба студентки американского колледжа, отправившейся на свои первые каникулы в Рим. Я попытался вычислить ее возраст. Будь Рони жива, ей было бы 38. По телефону Агарь сказала, что они вместе служили в армии.

– Тридцать пять с половиной, – сказала она.

– Фу, как некрасиво.

– Что?

– Читать мои мысли.

– Не мысли, а взгляд.

– Ты вроде говорила, что вы с Рони вместе служили?

– Она была моим командиром на сержантских курсах. Там мы и подружились.

– Как получилось, что мы никогда не встречались?

– Мы встречались. Я была одной из девчонок, приходивших к ней в гости, а ты – старшим братом, который работает в полиции, иногда появляется дома и даже не видит, что мы строим ему глазки и прихорашиваемся, перед тем как пройти из кухни в гостиную.

– Ты выглядела так же, как сейчас?

Воспоминание явно не доставило ей радости.

– Я весила на пятнадцать килограммов больше и носила короткую стрижку.

Будь у меня фанфара, сейчас я взял бы ее и протрубил. Агарь сидела напротив меня. Она только что описала себя в прошлом, рассказала, где и при каких обстоятельствах мы встречались – и по этим косвенным признакам я все-таки ее узнал.

– Ты была рыжей.

– Ну наконец-то! А то я уже почти обиделась.

– Правильно, что ты перекрасилась. Рыжим идут темные волосы, потому что у них светлая кожа.

– Странно, что мужчина знает такое.

– Знать странные вещи – моя профессия.

Единственное в помещении окно находилось справа от нее, и мне казалось, что в стекло бьется, пытаясь прорваться внутрь, жара. Агарь смотрела на меня спокойно, затем чуть менее спокойно, а потом по ее правой щеке скатилась слезинка, подтверждая мою догадку, что косметикой она не пользуется.

– Что-то ты протекаешь.

– Прости.

– Ну что с тобой делать? Этот стул – фамильное наследство.

Шутка вышла немного тяжеловесной, но сработала. Не то чтобы она расплылась в улыбке, но, по крайней мере, снова овладела своими лицевыми мышцами.

– Видел бы ты меня полтора года назад. Тогда я была как ржавая лейка.

– Даже это не заставило бы меня изменить мнение.

– Ты не знаешь всех подробностей.

– Я вчера вечером навел справки. Это дело не для меня.

– Разве это не твоя работа?

Я ждал этого вопроса. Подавшись вперед, – чтобы ее уж наверняка затопило волной несокрушимой железной логики Ширмана, – я сказал:

– Это совсем не моя работа. Если бы ты хотела, чтобы я разыскал твоего бойфренда, или твою машину, или украденные у тебя серьги, я мог бы чем-нибудь тебе помочь. Но эта история – не моего масштаба. Легче всего заявить, что полиции на все наплевать, но я знаю этих людей. Им не наплевать, а выбор средств у них такой, что мне и не снилось. У них компьютеры и спутники, криминалистические лаборатории и специально обученные люди. Если они ничего не смогли сделать, я тем более не смогу. Прошло два года. Я даже не представляю себе, с чего начинать поиски твоей дочери, и не готов брать с тебя деньги за то, что не принесет результата.

Я откинулся назад. Капелька пота скатилась у меня по спине. За ней еще одна.

– Она жива, – сказала Агарь.

– А я и не говорил, что нет.

– Не говорил, но подразумевал.

– Я не знаю.

– Я видела ее по телевизору.

Обычно я мало кому позволяю застать меня врасплох. Но на этот раз я удивился. У меня тяжелая нижняя челюсть и нос сломан в двух местах, поэтому в минуты изумления я становлюсь похож на морскую черепаху. Не давая мне опомниться, она порывисто заговорила: