– Месяц назад в торговом центре Лода был пожар. Что-то там закоротило, или еще что. Людей эвакуировали через запасный выход, и это снимало местное телевидение. Оператор стоял рядом с полицейским ограждением, и зрители видели всех, кто выходил из здания. Она была там. Шла вместе с низеньким мужчиной в черной рубашке.

– Ты видела ее лицо?

Я бы предпочел, чтобы этот вопрос задал кто-то другой. Похожий на меня, сидящий в моем кресле, только полоумный. Настолько, что дал любопытству завести себя на территорию, от которой следовало держаться подальше.

– Не совсем. Только профиль. Но мне хватило.

– Ты на секунду увидела ее профиль, но уверена, что это она?

– Не на секунду. Я взяла на студии кассету и пересмотрела ее много-много раз. Я уверена: это она.

– Ты не видела ее два года.

– Это она.

– Ты рассказала полиции?

– «Да, госпожа, Гусман», «Мы проверим, госпожа Гусман», «Идите домой, госпожа Гусман», «Чокнутая госпожа Гусман снова явилась. Кто займется ею сегодня?». Да, я все рассказала полиции.

Сарказм на миг обезобразил ее черты, а затем они исказились горем, но она уже выплакала свою утреннюю порцию слез. Прежде чем я успел уйти в глухую оборону, она меня добила:

– Это моя дочь. Ты не веришь, что я узнаю ее с любого ракурса? В лицо, со спины, сверху, снизу. Как угодно. Делай что хочешь, но ответь мне на этот вопрос. Ты мне веришь?

Я ей верил.

В моей черепной коробке назревала драка. Ее заполонила толпа маленьких Джошей с транспарантами. Половина из них скандировала: «Пошли ее куда подальше!» – а вторая молча и напряженно следила за происходящим.

– Это будет дорого стоить.

– У меня есть деньги.

– Сто двадцать шекелей в час плюс непредвиденные расходы. Бонус, если я ее найду. И я не смогу заниматься исключительно этим делом.

– Что за непредвиденные расходы?

– Большинство спрашивает, что за бонус.

– И все же?

– Если мне понадобится нанять человека, чтобы понаблюдал за входами и выходами в торговом центре Лода, это обойдется в семьдесят пять шекелей за смену.

– Я сама могу это делать.

– Прекрасно, а я пока займусь твоими пациентами.

– Я весь последний месяц там болталась.

– Если похититель знает тебя в лицо, он просто исчезнет.

На ее лице мелькнул страх, что она все испортила. Смотреть на это равнодушно было невозможно. Но я и не подумал ее успокаивать. Вместо этого подтянул к себе свой желтый блокнот с плотно исписанной прошлым вечером первой страницей.

– Так. Теперь начнем с начала. Расскажи мне все, что помнишь со дня похищения, включая мелочи, которые кажутся тебе несущественными.

Она заговорила. Поскольку ничего нового я не услышал, то сосредоточился не столько на смысле ее рассказа, сколько на его форме. Если я не ошибаюсь, такие голоса, как у нее, называются контральто или что-то в этом роде. Так или иначе от его низких бархатных звуков мой позвоночный столб готов был превратиться в желе. Спустя двадцать минут энергичного чирканья в блокноте я не сдвинулся с исходной точки ни на йоту.

– А что ее отец?

– Я же тебе уже говорила, что воспитываю ее одна.

– Но он ведь существует? Он что, сбежал и не вернулся? Впал в депрессию и решил, что отцовство не для него?

– Нет, просто он…

Она искала подходящее слово на полу, в стыках керамической плитки, купленной мной на сезонной распродаже, которая последние пять лет без перерыва продолжается в тель-авивском порту.

– …он здесь ни при чем.

– Мне придется с ним побеседовать.

– Я предупрежу его, что ты с ним свяжешься.

Хамсин – сухой и жаркий ветер, наполненный песком и пылью, – поделил город на касты. Те, кто могут себе это позволить, сидели по домам, и улицами завладели отверженные. В соседнем дворе два румынских гастарбайтера поливали друг друга из шланга и смеялись. Не как дети, а как взрослые, которые знают, что ведут себя как дети. Мой «Бьюик-Сенчури» стоял в двадцати метрах от дома, но, пока я проделал этот путь, губы и глаза мне будто натерли наждаком.

Через пятнадцать минут я приехал на улицу Шокен и припарковался у ларька с шаурмой, напротив редакции газеты «Гаарец». Возле ларька не было ни души, и я в знак солидарности с пролетариатом съел полторы порции с большим количеством картошки фри. Что мне особенно нравится в шаурме, так это то, что можно не беспокоиться насчет изжоги – она появляется сразу.