— И что, у тебя кроме мужа никого не было? — ещё тише спрашивает мужчина.

— Не было. Сашка был первым, а потом… Ну, мне это не надо было. Смена работы, репетиторство, ремонт. Мне действительно не хотелось. Кирилл, почему ты на меня так смотришь? Я обидела тебя или что? Из-за того, что у тебя маленький? Я не буду прикалываться над такими вещами! И для меня на самом деле это ничего не значит.

— Перевернись, — просит он. — Сядь ко мне лицом.

Я делаю, как он говорит. Мужчина подкладывает руки мне под ягодицы, прижимая, нет, не к своим бёдрам, а к животу. Теперь я всё чувствую, вновь ёрзаю, пытаясь отстраниться, но руки Воронцова не позволяют мне этого сделать.

— Можешь дальше смеяться, я не обижусь, — говорю, утыкаясь головой в его плечо.

Он наклоняется и негромко произносит мне на ухо:

— Софи, если у мужчины приличный размер члена, и он возбуждён и не стеснён очень тесной одеждой, то «это самое» будет направлено вверх, на двенадцать часов. Понимаешь меня? Не зря же придумали шутку про полшестого. Нужно не ёрзать на коленях, а прижиматься чуть выше. Подвигайся сама, почувствуй. Я тоже об этом не буду шутить. Ну а тебе, в силу возраста, наверное, тоже нужно знать подобные вещи.

Он разжимает ладони, и я сама прижимаюсь к нему, скольжу чуть выше и опускаюсь назад. Между нами лишь тонкий слой моего и его белья, поэтому всё чувствуется очень хорошо. Смотреть в его лицо мне банально стыдно, а сбегать с его колен — глупо. А продолжать движения — невероятно приятно. Я чувствую, что становлюсь мокрой буквально за минуту. Что я там говорила про размеры ещё пять минут назад? Конечно, для дружбы это неважно, но, чёрт, как же это приятно! Приятно настолько, что я не нахожу в себе сил прекратить ёрзанье. В конце концов Кирилл не возражает, а мне нужно хорошо заучить урок! Так хорошо, что я обхватываю его плечи руками, чтобы, как можно сильнее прижаться к его телу. Собственное дыхание сбивается, и я уже совсем не понимаю, зачем мне вообще останавливаться.

— Софи, давай снимем твои шортики, — доносится до меня голос мужчины.

Я замираю:

— Нет.

— Без секса. Тебе будет намного приятнее, когда кожа к коже.

— Нет, Кирилл, — я пытаюсь отстраниться, но он вновь удерживает в ладонях мою попу, продолжая прижимать к себе. Очень плотно прижимать.

— Я со всеми пользуюсь презервативами, если ты переживаешь за безопасность. И периодически сдаю анализы.

— Это тоже важно, но…. Кирилл, только не с тобой. Ты сам сказал, мы дружим. Ради минутной прихоти я не хочу всё рушить!

— Расслабься, Софи, мы ничего не разрушим.

— Потому, что ничего нет?

— Что-то есть, — не соглашается он. — Позволь себе закончить то, что начала. Не для меня, для себя.

— В белье!

— Без! — он чуть отстраняется, чтобы заглянуть мне в глаза. — Я хочу почувствовать тепло твоего тела, прикосновение плоти, влажность. Это не страшно, Софи.

— Откуда ты знаешь? — теперь я смотрю на него. — Это ведь больше, чем секс. Больше, чем доверие…

— Больше, чем слова, — заканчивает он и, протянув руку, выключает ночник.

Теперь в номере совсем темно. Губы Кирилла вновь касаются моего уха, обдавая кожу горячим дыханием:

— Это даже не твоя квартира. Нейтральная территория.

— «Я думаю, что лучше одиноким быть,

Чем жар души кому-нибудь дарить

Бесценный дар отдав кому попало

Родного встретив, не сумеешь полюбить.» — произношу я, запавшее в душу четверостишие.

— Я не трону твою душу, обещаю, — произносит Кирилл, стягивая с меня шортики. — Но жара немного возьму. Совсем чуть-чуть.

— Только ты не раздевайся до конца, — прошу я и снова приподнимаюсь, давая ему возможность приспустить боксеры.

Его руки вновь ложатся мне под ягодицы, осторожно прижимая к себе. Он не давит, давая мне возможность передумать или прижаться ещё крепче. Я выбираю второе. Медленно касаюсь обнажённой плотью его. Обхватывая руками за плечи, приподнимаясь, скользя по всей длине, затем ещё раз и ещё. Чувствую, как раскрываются нижние губки, как моя собственная влага смачивает и его. Теперь каждое наше соприкосновение ещё чувствительнее, горячее, острее. Набухший клитор становится невероятно отзывчивым на малейшее движение тела, посылая волны острого возбуждения. Как же мало мне нужно! И как же это приятно! Неужели за два года я обо всём забыла? Но я давно договорилась быть честной с собой. Нельзя забыть то, чего не было. Я знаю, что такое оргазм. Теперь же понимаю, насколько разным он может быть и, чёрт меня возьми, существует совсем не один путь его достижения. А ещё я понимаю, что вновь ошиблась. Когда я только потёрлась о Кирилла, он не был возбуждён. Скорее просто отреагировал на моё слишком плотное прикосновение. К тому же он смеялся. Теперь он даже не улыбается. И я объясняю себе, что разгорячённой крови негде деваться, вот она и прилила к той части тела, на которую оказывается давление в данный момент. И с циркуляцией и объёмом крови у Воронцова точно всё хорошо, судя по тому, как сильно она увеличила этот самый орган, как в длину, так и в ширину. Я невероятно точно ощущаю каждую выпуклую вену, создающую этот чувственный для меня рельеф, в который мне с каким-то диким безумием хочется вжаться. А ещё лучше, и это желание внове для меня, погрузить всё это великолепие внутрь себя. Какие же это будут, без сомнения, восхитительные и непередаваемые ощущения! Мысли, пусть и весьма узконаправленные слегка понижают градус моего возбуждения, поэтому я двигаюсь гораздо медленнее. Мужчина чувствует это и вновь сжимает руками мои обнажённые ягодицы, чтобы крепче прижать к себе.

— Ты что, засыпаешь на мне? — шепчет мне на ухо.

— Нет, не хочу, чтобы всё слишком быстро закончилось, — честно отвечаю я, но более активно возвращаюсь к прерванному занятию. В какой-то момент приподнимаюсь ещё выше и твёрдая, влажная уже не только от моих соков головка прижимается к моему пульсирующему входу. Я позволяю себе несколько секунд сводящих с ума своей остротой невероятно приятных ощущений. Слышу, как срывается дыхание Кирилла, а его руки впиваются в мои ягодицы. До синяков. Будто их на мне и так мало.