— Тогда постой здесь с ней. Я вернусь через пять минут.

— А если тебя узнают?

Я снова пожимаю плечами. Это, в любом случае, вопрос времени, и тогда вспышки фотокамер и хвосты папарацци на несколько недель превратят мою жизнь в сумасшедший дом. Постепенно, надеюсь, волнение утихнет, и толпа сократится с двузначных чисел до однозначных.

— Хочешь один из тех замороженных напитков для детишек? — спрашиваю я его вместо ответа.

Он не говорит «да», но я знаю, что он хочет. Карамель со взбитыми сливками, потому что у моего большого страшного телохранителя, бывшего морского пехотинца, вкусовые пристрастия пятилетнего ребенка.

Я улыбаюсь ему и иду в кафе.

Здесь просто чудесно и пахнет восхитительно. Кофе и выпечкой. Похоже, раньше тут была автомастерская или что-то в этом роде, потому что по обеим сторонам дверного проема располагаются старые гаражные ворота. В настоящее время они подняты, и переднюю часть кафе от тротуара отделяют лишь металлические перила. Вдоль перил расставлены несколько столиков и стульев, давая посетителям возможность мило пообедать как в помещении, так и на открытом воздухе.

За разномастными столиками сидят несколько человек. Перед парнем открыт гигантский учебник, но он в наушниках и листает телефон. За одним из передних столиков работает на ноутбуке женщина, а на столе рядом с ней лежит недоеденная булочка. Человек за столиком в углу читает газету.

Никто не обращает на меня никакого внимания, и я расслабляюсь от облегчения. Возможно, я была готова вызвать переполох, но легче от этого не становится.

Я подхожу к кассе, и парень за ней встречает меня растерянной улыбкой. Я по-прежнему в авиаторах, так что знаю, что он видит лишь свое отражение в зеркальных линзах.

— Привет, — говорит он, склонив голову набок. — Добро пожаловать в «Бинери» в Порт-Тауне. Что я могу вам предложить?

Я снова просматриваю меню, затем заказываю большой латте с дополнительной порцией эспрессо для себя и замороженный кофе с карамелью для Рэда. Со взбитыми сливками сверху.

— И можно мне еще шесть кексов с черникой?

Паренек кивает.

— Конечно. Имя для заказа?

— Присцилла, — называю я один из псевдонимов, которым пользуюсь на публике, затем иду к доске объявлений и, пока варится кофе, просматриваю их.

Изучаю листовку о серии городских летних концертов на воде — куча трибьют- и джем-бэндов, в том числе, один из которых, вероятно, исполняет каверы на мои песни, — когда мой телефон издает сигнал. Я достаю его из кармана, но в темных очках не могу прочитать сообщение на экране. Спустив очки на переносицу, разблокирую экран телефона.

Рыжий: Твоей дворняжке надо пописать.

Я: Так отведи ее пописать.

Рыжий: Выходи.

Я закатываю глаза. Я не оставлю кофе только для того, чтобы пройти дальше по кварталу и нянчиться со своей собакой, пока та писает в траву.

Я: Кофе еще не готов. Просто выгуляй ее, пока она снова не написала тебе на туфли. Вы скоро вернетесь. Все будет хорошо.

Появляются точки набора текста, затем исчезают, затем снова появляются, а затем исчезают. Выглянув в окно, вижу, как Зигги в нетерпении вертится вокруг Рыжего, а тот хмуро смотрит на свой телефон. Я ухмыляюсь. Как раз в тот момент, когда я собираюсь написать ему снова, приходит его ответ.

Рыжий: Скоро вернусь. Никуда не уходи.

Я посылаю ему эмоджи с какашками, он кладет телефон в карман и уходит.

Я возвращаю свое внимание к доске объявлений и просматриваю еще несколько листовок — завтра гаражная распродажа на Каштановой улице, потерялся кот по кличке Нибблс, студент колледжа, приехавший на лето домой, посидит с вашим ребенком, поухаживает за домашними животными, присмотрит за домом или почистит бассейн — затем меня пугает слабый вздох. Перевожу взгляд на звук и вижу маленькую девочку лет семи-восьми, с растрепанными каштановыми кудряшками, вытаращившую на меня большие ярко-голубые глаза.

Смотрю на бариста, затем подношу палец к губам.

— Шшш.

Указываю на коридор с туалетными комнатами, находящимися вне поля зрения бариста и большинства клиентов. Девочка быстро кивает, поворачивается и бежит в коридор. Я следую за ней.

Как только мы остаемся одни, она начинает подпрыгивать.

— Обожемой, это вы? Да, вы. Правда же, вы? То есть, это вы, но обожемой, обожемой.

Я смеюсь и киваю.

— Это я.

— Умопомрачительно, — шепчет она, и я снова смеюсь.

— Умопомрачительно? Сколько тебе лет?

— Семь и три четверти.

— Это длинное слово для ребенка семи лет.

— И три четверти, — уточняет она и широко улыбается, демонстрируя два недостающих зуба. — Я умнее папы.

— Думаю, умнее и меня тоже, — говорю я, и она улыбается еще шире. — Как вас зовут, мисс Гений?

— Бриннли. Можете звать меня Бринн. Многие зовут меня Бринн. Кроме папы. Обычно он называет меня Босс.

— Босс мне нравится. Ты властная?

— Да, довольно часто. — Она глядит мне за плечо. — А вот и мой папа! Вы можете подписать одну из моих книг? Папа! Она может подписать одну из моих книг?