На прилавке стоит пластиковый поднос, который, по словам Рыжего, доставили за несколько минут до моего прибытия, и, открыв его, я обнаруживаю аппетитные сэндвичи, чипсы и фрукты. Взгромоздившись на один из барных стульев, хватаю половину сэндвича и откусываю.

— Как прошли твои первые шесть часов в роли актрисы? — спрашивает Рыжий, когда я пододвигаю ему поднос, чтобы он взял сэндвич.

— Хорошо, — отвечаю я, жуя. Поразмыслив и проглотив, добавляю: — По словам Дакоты, люди не считают меня отстойной.

Рыжий хмыкает и кивает. К такого рода комплименту от него я уже привыкла.

Я открываю рот, чтобы спросить его, не хочет ли он пробежаться со мной по сценарию, хотя я вызубрила реплики до такой степени, что могу произнести их во сне, когда в дверь стучат. Рыжий поворачивается и открывает ее, приветствуя посетителя своим низким устрашающим голосом.

— Я могу вам помочь? — ворчит он, и я сдерживаю смех.

Ожидаю услышать голос Дакоты, или, может быть, Татум или Пакса, так как мне сказали, что они захотят подправить мне прическу и макияж перед продолжением съемок, но вместо этого в шоке слышу новый, но знакомый голосок.

Бриннли.

— Здравствуйте, сэр. Я хотела бы поговорить с Сав Лавлесс, пожалуйста.

Мои губы подрагивают от смеха, слыша, насколько взросло она говорит. Как маленькая тридцатилетняя женщина в теле семилетки (и три четверти). Со своего места мне ее не видно, но я могу представить. Бьюсь об заклад, она держится все так же прямо и бесстрашно, как и раньше.

— Что вам нужно от мисс Лавлесс? — гудит Рыжий, и я хихикаю в свой сэндвич.

Его поза такая же грозная, как и всегда, и держу пари, на его губах нет и намёка на улыбку, но в его голосе я слышу веселье.

— Я хотела бы попросить ее поставить автограф в моем журнале, — заявляет Бринн. — На этот раз я взяла с собой ручку.

Черт, точно. Журнал.

Я кладу сэндвич на стол и, встав, направляюсь к двери и хлопаю Рыжего по плечу, чтобы он отступил с моей дороги. При виде меня Бринн сияет и прижимает журнал к груди. Ту же взволнованную улыбку она подарила мне в кофейне несколько дней назад, и от нее моя нервозность стихает, даже когда я смотрю за ее плечо в поисках ее отца.

Леви нигде не видно, но за нами нервно наблюдает какой-то паренек в гольф-каре. Я киваю ему, затем снова сосредотачиваюсь на Бринн.

— Как дела, Босс? — Я выставляю руку ладонью вперед, чтобы она дала мне пять. — Что ты здесь делаешь?

— Вы забыли подписать, — говорит она, протягивая мне журнал. Я беру его и ручку. — Папа сказал, что сегодня вы сможете его подписать.

Я поднимаю бровь.

— Он так сказал?

— Да.

— И он сказал тебе принести его мне? — медленно спрашиваю я, и она пожимает плечами.

— Нет. Он должен был взять его с собой сегодня утром, но забыл. — Она показывает на парня в гольф-каре. — Вот я и попросила Дастина подвезти меня.

Он должен был взять его с собой сегодня утром.

Увидимся в понедельник.

Чувствую, как детали головоломки встают на свои места, но пока не вижу целой картины. Пытаюсь ее увидеть, но она ускользает от меня.

Снова смотрю на парня, которого Бринн назвала Дастином. Теперь его поза напряжена, брови нахмурены, будто до этого момента он не задавал Бринн вопросов. Она сказала ему привезти ее на студию, и он просто… повез ее. Наклонив голову, я поднимаю бровь, а он поджимает губы, прежде чем спросить:

— Все, хм, в порядке?

От неуверенности в его тоне я громко смеюсь.

— И ты спрашиваешь об этом сейчас? — в недоумении обращаюсь я к нему, а затем перевожу взгляд на Бринн. — Ты просто сказала этому бедолаге, чтобы он привез тебя к моему трейлеру, и он так и сделал, да? Не задавая вопросов?

Она снова ухмыляется, и на этот раз это выглядит озорно и знакомо, и я нахожу это тревожным.

— Я же вам говорила. Я — босс.

С ответной улыбкой я снова приглядываюсь к ней в поисках сходства с Леви. Нос у них одинаковый. Как и овал лица. Волосы и глаза не его, форма губ — возможно. Но ее дерзость? Это что-то совсем другое. Бьюсь об заклад, в половине случаев он не знает, как с ней справиться, и это вызывает у меня головокружение.

В сознании идет война противоречивых мыслей. По причинам, которые мне стыдно озвучивать, я не хочу нравиться этой девчушке. Часть меня ей бы не понравилась точно. Никогда. Но другая часть меня, раздражающе громкая, хочет ей нравиться, и я не знаю, как примирить эти две враждующие стороны.

Низкий, угрожающий голос Леви звучит у меня в ушах, и я стискиваю зубы. Держись подальше от моей дочери. Я не хочу, чтобы реальность испортила образ, который она себе придумала. Даже воспоминание об этих словах все еще жалит.