И мой мозг снова услужливо подсовывает мне готовое решение в случае опасности: я перехватываю свою фирменную щётку из титанового сплава, сжимая её, как заправский самурай — свою катану, и, резко обернувшись, делаю молниеносный выпад, стараясь поразить свою цель.

Вскакиваю на ноги, пока на полу корчится от боли, прижимая руки к лицу, какой-то свингер-извращенец, а я уже упираю ему в грудь свой клинок, точнее, швабру, кричу, что есть силы:

— Не шевелись! Убью!

Всё-таки годы в фитнес-зале не прошли даром.

Я даже толком не успеваю рассмотреть распластанное подо мной тело, когда этот насильник убирает пальцы от лица, на котором расцветает алым маком синяк, и я вижу перед собой прекрасного Руслана.

Мечту миллиона женщин.

Побеждённого, небритого и с похмелья.

Но всё-таки Руслана Царёва.

Который сейчас лежит у моих ног и зло смотрит на меня:

— Ты что, совсем рехнулась? — хрипит он своим бесподобным бархатным голосом, и я понимаю, что всё ещё стою, навалившись всем телом на рукоятку своей швабры, которая упирается ему в его татуированную грудь.

— Кто ты вообще такая? — продолжает он допрашивать меня, пока я наконец-то не соображаю убрать своё грозное оружие.

— Майя, — глупо улыбаюсь я ему в ответ. — Я здесь убираюсь. А вы?

— А я здесь живу, твою мать! — рычит Руслан, поднимаясь на ноги.

И я вижу, как он невозможно прекрасен. Как в моих снах.

Немного, правда, потрёпан жизнью и моей шваброй, но всё так же бесподобен, как и двадцать лет назад…

10

10

— Что-то я вас раньше здесь не видела, — заявляю я.

— Может быть, мне не будет указывать, где я живу, моя прислуга, — уже приходит в себя Руслан и смотрит на меня сверху вниз со всей высоты своего гигантского роста.

Я всегда раньше думала, что сцена немного искажает реальность. Но нет, не искажает, он и сейчас возвышается надо мной, как и на сцене — над всеми своими фанатами.

Я даже помню, как лет восемнадцать назад, когда «Царь и плут» только раскручивались, я ходила с Игорем на их концерт…

— Скажите, а вы случайно не Руслан Царёв… — решаю я всё-таки уточнить на всякий случай.

— Да, случайно тот, — с раздражением перебивает меня Руслан, всё ещё потирая свой разбитый глаз. — А вы что, со всеми мужчинами так знакомитесь?

— Ну почти… — мямлю я.

Мне срочно надо с собой что-то делать! Я просто какая-то разрушительница! Оставляю после себя хаос и смерть.

И трупы покалеченных мужчин.

И тут я вспоминаю, почему, собственно, так получилось.

Он ведь нагло облапал меня, застав в самой беззащитной позе.

— А вы тоже всегда так знакомитесь с женщинами?! — нагло парируя я ему, упирая руки в бока для большей уверенности.

— Ну почти, — вдруг растягивает губы в неожиданной улыбке Царь. — Простите, я после вчерашнего ещё не успел прийти в себя… Отмечали с ребятами запись нового альбома… Вот я немного и попутал… Я ничего такого не хотел, поверьте… — смущённо бормочет он в оправдание, и моё сердце смягчается.

Тает.

У него такая простая мальчишеская улыбка. Как и на фото. И в интервью. Он не притворяется.

— Да уж, я обратила внимание, — вспоминаю я все те тонны нижнего белья, бухла и презервативов, которыми я набила целую шеренгу из мусорных пакетов.

— Знаете, статус рок-звезды, мать его, обязывает, — снова улыбается он. — Если ты не устраиваешь сумасшедшие вечеринки и не ведёшь рок-н-рольный образ жизни, то про тебя начинают писать, что ты сдулся, потерял чутьё и совсем уже не тот, как в молодости. Нам же нельзя стареть. Звёзды должны умирать молодыми. Курт Кобейн, Джон Леннон, Тальков, в конце концов, — объясняет он мне, и я стою перед ним, открыв рот от удивления, что сам Руслан Царёв вот так вот запросто разговаривает со мной!

Как с равной себе. А я ведь для него просто прислуга. Золушка из агентства.

— А мне ведь уже почти тридцать девять, — с горечью добавляет он. — Ещё полтора года — и соракет. Это же уже старость для исполнителя. Не хочется бегать до пенсии дряхлым шутом по сцене…

— Да что такое сорок в наше время?! — с жаром перебиваю я его. — Сейчас это уже не возраст! — и тут же осекаюсь, вспомнив, как совсем недавно меня мой собственный муж обозвал старухой.

Да собственно, я она и есть… Боже мой, я такая старая, что, оказывается, даже старше самого Царёва! А ведь мне казалось, что они пели всегда!