Шрифт:
В частных школах (как и, более того, в университетах [41, 42]) детям и студентам не давали знаний, имеющих какое бы то ни было практическое применение. До 50-х годов XX века включительно главными предметами изучения были латынь и греческий язык; все остальные, за исключением спорта, просто не имели значения.
В воспитании английской элиты следует особо отметить массовое применение такой крайне значимой технологии социальной инженерии, как спорт. Его подлинный культ эффективно использовался и используется в настоящее время для массовой выработки энергичности, стойкости, упорства и привычки к постоянной многоуровневой конкуренции (одновременно с командой противника и со своими товарищами – внутри собственной команды). «Это нечто большее, чем просто упорство, речь… должна идти о психоисторически закрепленном на личном уровне классовом, социально-расовом инстинкте превосходства, победа в реализации которого достигается независимо от средств и сроков [50] »[95; с. 520].
50
В качестве иллюстрации воспитываемого англосаксами в своих детях «инстинкта победителей» А. И. Фурсов приводит «решающие голы, забитые в московской части великой серии [хоккейных] матчей СССР – Канада в 1972 году. В предпоследнем (7-м) матче… при счете 3:3 Хендерсон за 2 минуты 6 секунд до конца встречи забил решающий гол. В последнем (8-м) матче, ведя в начале третьего периода со счетом 5:3, советские хоккеисты, полагая, что победа уже в кармане и у канадцев нет сил. (у наших физподготовка и физформа была лучше, но есть фактор долгосрочной воли к победе), расслабились, пропустили две шайбы, а за 34 секунды до финальной сирены всё тот же – вымотанный – Хендерсон – забил решающую шайбу» [96; с. 521].
Одержимость (в самом прямом смысле этого слова) спортом представляет собой самые лучшие из возможных методов тренировки «длинной воли», командного духа и навыков самоотверженной работы в команде на другого лидера, а также метод формирования порождающего незыблемую подсознательную уверенность в себе физического превосходства над простолюдинами [51] или представителями иных народов.
При помощи бесконечной зубрежки в детях вырабатывалось автоматическое, нерассуждающее послушание и подчинение руководству, трудолюбие и упорство; укреплялся прививаемый и через занятия спортом дух постоянного соревнования и одновременно – абсолютной приверженности «своей команде». Все признаки критического мышления беспощадно выжигались каленым железом, равно как и чувствительность, способность к сопереживанию и вообще эмоциям, гуманизм и все остальные качества, объективно противопоказанные колониальным администраторам.
51
Фактор примитивного физического превосходства как непосредственного источника власти вообще сильно ощутим на всём протяжении английской истории. На протяжении веков лучшее питание элиты позволяло её представителям даже без оружия и умения боксировать гарантированно разделываться с несколькими простолюдинами одновременно. На память приходят и стражники Тауэра, заслужившие за счет своего рациона завистливое прозвище «едоки мяса» (миру этот термин известен благодаря марке джина Beefeater).
О поистине чудовищном уровне психологического насилия, которым детей превращали в «эффективных менеджеров», свидетельствуют воспоминания второй жены Дж. Оруэлла, Сони Броуэлл (она писала о католических школах, но частные школы Англии опирались на те же незыблемые принципы): «единственная цель – целиком и полностью властвовать над каждый вздохом и каждым помыслом. Каждый ребенок в отдельности должен быть управляем, все потаенные уголки детских душ надлежит найти и раскрыть; а для этого следует убивать в них в зародыше любую веру в то, что люди способны приходить на помощь друг другу.
Все, кто через эту школу прошел, безошибочно распознают её друг в друге. Словно члены некоего тайного братства, они обнимают друг друга, забывают на миг зло, что им причинили, и осторожно, робкой лаской пытаются хоть немного успокоить свою боль.» [4]
Несмотря на наличие неизбежного даже в самой эффективной системе брака (о котором свидетельствует приведенная цитата, автор которой всё же сохранила способность чувствовать), частные школы и, далее, элитные университеты представляли и до сих пор представляют собой конвейер по воспроизводству социальной элиты. Этот конвейер крайне эффективно обеспечивает ликвидацию эмоций, глубокую социализацию в своей среде, развитие административного интеллекта, укрепление волевых качеств и физического здоровья.
С него и по сей день сходят одинаковые энергичные молодые люди, свободные от содержательных знаний, но спаянные в единую касту и преисполненные единственными оставленными им чувствами – всепоглощающей преданности (термин «лояльность» непозволительно слаб) короне и друг другу, а также глубочайшего собственного превосходства по отношению ко всем остальным. Это безгранично уверенные в себе и своём всемогуществе функционеры, бесстрашные в силу своей ограниченности, на которых можно положиться их руководству и другим таким же, как они, выпускникам британской системы элитного образования.
Беспощадная многолетняя тренировка (чтобы не сказать «дрессировка») учеников превращала их в части единого монолитного целого, не просто одинаково выглядящих, говорящих и в целом ведущих себя (по формуле «манеры делают мужчину»), но и одинаково действующих и думающих. Оборотной стороной этого была объективная невозможность какой бы то ни было специализации, получения каких-либо конкретных знаний и навыков, кроме «командной игры».
Пока система управления не нуждалась в содержательных технологических знаниях, эффективность основанной на этом образовании и закладываемых им глубоко в подсознание ритуальных социальных практиках [116] административной системы была поразительной. Достаточно указать на то, что «в 1830 году было только 895 британских государственных служащих, ответственных, среди прочего, за сбор всех важных поступлений, их поддерживали 36409 солдат европейской роты; 20 000 военнослужащих Британской короны, оплаченных [Ост-Индской] компанией; и 187067 индийских солдат. Выстроенное компанией репрессивное государство было в 1858 году унаследовано британским правительством и в измененной форме продолжилось до, по крайней мере, обретения Индией и Пакистаном независимости в 1947 году» [132].
В 1907 году колониальная администрация Британской Индии (намного превышающей по размерам сегодняшнюю Индию) управляла в 1907 году более чем 1,2 млрд чел. силами нескольких тысяч гражданских служащих (не считая, правда, нескольких десятков тысяч военных).
Элитное образование Британской империи обеспечивало создание и постоянное воспроизводство монолитного социального слоя, непреодолимо отделенного от остального общества и даже собственных семей (разумеется, если их члены не проходили ту же самую школу) [52] . Этот слой с пренебрежением и презрением относился ко всем управляемым, в том числе и собственным согражданам [53] : их интересы для него существовали лишь в той степени, в которой могли создавать ту или иную значимую проблему для эгоистических интересов элиты или её представителей.
52
В Оттоманской империи практически тот же самый результат достигался значительно более простым способом – созданием сословия янычаров из детей, похищенных в раннем возрасте из семей и просто не помнящих своих родителей и своей культуры.
53
В частности, советского разведчика Кима Филби, насколько можно понять по имеющимся воспоминаниям, исключительно долго не могли раскрыть в том числе и потому, что расследование его деятельности вели выходцы из обычных слоев английского общества, которым было житейски страшно и политически опасно обвинять представителя элиты. Когда же совокупность доказательств, пусть даже и косвенных, стала казаться неопровержимой, решать судьбу Филби пришлось представителю элиты, который просто не захотел позорить собрата. Правда, помимо прочего, раскрытие Филби означало бы и дискредитацию верхов общества перед низами признанием правомерности обвинений последних в его адрес, что с классовой точки зрения было совершенно невыносимо.
Лишь когда дальнейшее промедление стало уже политически невозможным, к Филби был послан его соученик, чтобы задать прямой вопрос о шпионаже, – и Филби признался, так как не мог солгать представителю своего социального слоя и тем более члену своего университетского братства. В результате, по всей видимости, ему дали возможность, «сохранив лицо», избежать наказания, – по сугубо классовым причинам.
Принципиально важно, что основным инструментом социального продвижения в рамках частных школ были и, насколько можно судить, остаются беспрекословное подчинение и ритуальное публичное унижение.
Разумеется (в том числе и по только что названной причине), в британских частных школах для мальчиков как минимум был широко распространен гомосексуализм, а также педофилия преподавателей: одна из старейших и наиболее уважаемых частных школ, просуществовавшая более 400 лет, в конце концов, была даже закрыта по этой причине – правда, уже совсем недавно [116].