Шрифт:
– Сердца любовь
Сдира-ет в кровь, –
вступил Олик, и у меня в сознании пронеслось: это наше последнее выступление…
– Огонь в груди,
И нет пути
Из этого огня –
Ты поймешь меня,
Ты меня поймешь,
Зная эту ложь –
Любовь, о-о-оу…
Любовь… –
продолжал Олик то, что я… что все мы слышали впервые…
– Каждый, кто мечтал о ней,
Сжег впустую уйму дней,
Каждый, кто ее достиг –
Сердце не смог спасти, –
замолчав… пройдя пару строк на струнах… он продолжил:
– От лживого огня,
Лживого огня…
Ты поймешь меня…
Эту ложь кляня…
Больше мы от него ничего не услышали…
У молча продолжавшего свою партию лидер-гитариста по лицу текли слезы…
Партия вскоре тоже прервалась…
Под молчание зала я увел его со сцены…
Чтоб не сорвать концерт, мы прокатили все, что смогли без Олика.
***
Я видел его еще дважды. Через месяц после нашего последнего концерта я нашел его на молодеченской танцверанде, но не на той, центральной, где я впервые его услышал, а где-то на окраине, где парочки обжимались под совершенно несовместимое с лиризмом обстановки, несшееся с эстрады Элтон-Джоновское:
Дешка Ленин дарит людям счастье,
Дешка Ленин – счастья чемпион.
Не страшны напасти и ненастья,
Если с вами рядом, рядом он.
И без того не слишком жизнерадостное «Sorry seems to be the hardest word» обрело в исполнении Олика еще больший драматизм.
…О дешка! О Ленин!
Всё живое – на колени!
С вами рядом он…
С вами рядом дешка-чемпион.
Ну да… Куда там на центральную веранду!
Дай бог, чтобы его и здесь-то никто не услышал… из этих… ушастых…
Развернувшись, я вышел за верандную ограду и поспешил к автобусной остановке: я еще успевал на ближайшую электричку и надеялся проехать Олехновичи до темноты. Хотя темнело теперь раньше…
***
В последний раз мы встретились случайно.
Кажется, это была осень 1986-го. Только что, летом, вышел альбом «Into the light» с «Lady in red».
Осень. Пора свадеб.
Свеженький, с пылу с жару, Крис де Бург – на всех танцевальных верандах.
Я уже не думал о сцене, о поисках единомышленников по рок-н-роллу. С Мэтью и Ля мы пару лет уже как не виделись. Чем занимались теперь они, я не знал.
Тем летом мне удалось влиться в небольшой коллектив шабашников. Завершая стройработу на объекте в Воложинском районе, мы захватили несколько теплых денечков раннего бабьего лета: утренние облака, паутина, грибы, добор загара под сентябрьским солнышком во время незапланированного простоя.
От нечего делать я оказался субботним вечером на поселковой веранде.
Настраивавшие аппарат музыканты были местного (в крайнем случае, районного) уровня, судя по этому самому аппарату. Одни только клавиши чего стоили! – я вспомнил: первую электронную клавиатуру отечественного производства в сельских клубах называли «ионика».
Но вышел солист (я не сразу его узнал) со своей гитарой, и убожество инструментального сопровождения отошло на задний план: глубокий чистый голос сменил полу-пародийные вступительные плато-пассажи «ионики»:
Нашей стороны краса – лесополоса,
Что это за чудо летом!
Кажется: идешь ко дну во мху, а елки – в небеса.
Кто бы сомневался в этом.
Есть и рыжики, лисички,
С ближней фермы две сестрички,
Не тычки, не пстрички – в меру хороши…
Но не спеши…
Lady in red
Я в лесу повстречал.
Общий привет
Ей передал.
Но не взяла
Общий привет –
Что за дела? –
Lady in red.
Я откровенно любовался Оликом…
Второй куплет произвел куда менее радужное впечатление:
В сауне – не в вауне, раззудись мое плечо,
Веничек так славно ходит.
В женский день в колхозной бане так бывает горячо
Тем, кто из парной выходит:
Здесь под струями водички –
С ближней фермы две сестрички,
И в окошко плещет розовый закат
На чей-то зад…
Lady in red
В бане я повстречал