Жена в Китай не поехала, предпочтя заниматься семьёй и домашним хозяйством в Темир-Хан-Шуре. Павел Иванович не настаивал: слишком уж несовместны были военные и семейные заботы. Теперь же они остались вдвоём: дети выросли и покинули родительский дом, кухарка и уборщица были приходящими, садовник вообще появлялся от случая к случаю, по особому приглашению, так что супруги занимались каждый своим делом – Агния Александровна увлеклась вышивками, Павел Иванович пчеловодством (даже выписывал специальные журналы), встречались они в течение дня только за обеденным столом, но вечерами читали вслух сочинения Фенимора Купера и Томаса Майн Рида. Книжные приключения заменили генералу его прошлые, настоящие, но не могли отвлечь от мыслей.

Интересно устроена жизнь, размышлял он. В начале её человек совершает поступки, мало задумываясь об их последствиях, нередко изумляясь нежданно неприятным результатам. И лишь потом, по достижении определённого возраста, начинает анализировать свои и чужие действия, связь между ними и пытаться предугадать их финал. Вот взять его и Марьяну. При всех его восторгах, преклонении перед её телесной и душевной красотой, он, если по-настоящему честно, ни разу не посчитал их связь проявлением Судьбы. Именно так – Судьбы, с большой буквы! Да, восхитительный роман, радость любовного сумасшествия, но… без даже мимолётного взгляда в будущее – ни в своё, ни, тем более, в её будущее! Он столько времени был с ней лицом к лицу и не понимал отпущенного счастья. И только последняя встреча в Харбине открыла ему глаза на предопределённость их сближения, но было уже невозможно что-то изменить.

Воспоминания о Марьяне иногда согревали, иногда сжимали сердце тоской, но Павел Иванович не был бы русским генералом, если бы не думал о судьбе Отечества. И судьба Родины в мыслях странным образом переплеталась с его личной, однако не в том смысле, что он всю сознательную жизнь служил Отчизне, не в том, что в течение событий последних двадцати лет прослеживается схожесть. А именно: гениальный министр Сергей Юльевич Витте выдвинул идею Китайско-Восточной железной дороги, предполагая, что она послужит замыслам императора Николая Александровича развивать Дальний Восток, но ни он, ни другие, кто, имея в виду свои планы, поддержал его, не подумали, к чему это приведёт. А привело это сначала к восстанию ихэтуаней, затем к русско-японской войне с оглушительным провалом Российской империи, к революции в Китае и, наконец к революции и гражданской войне в самой России. Разве Витте рассчитывал на такой результат? Правда, осталась прекрасная железная дорога, построенная талантливыми русскими инженерами, которая – увы! – к развитию русского Дальнего Востока не имеет теперь никакого отношения. Мы говорим: пути Господни неисповедимы, – заключил Павел Иванович, – а китайцы говорят: дорога в тысячу ли начинается с первого шага. Мы уповаем на Бога и проигрываем, а китайцы неторопливо идут вперёд.

В начале мая в усадьбе Мищенко неожиданно объявился Николай Николаевич Баратов, бывший на русско-японской начальником его штаба. Генерал, кавалер многих орденов, сейчас он был в цивильном костюме.

– Откуда вы и куда теперь, старый товарищ, да ещё в таком виде? – поинтересовался Павел Иванович, когда они остались вдвоём за столом под тенистой купой любимой Мищенко буйной персидской сирени. Генерал сам пытался заниматься селекцией и надеялся вывести новый сорт, которому уже придумал название – разумеется, «Марьянка».

Жужжали пчёлы, распевали свои песенки какие-то птицы. Был уже выпит графинчик ароматной виноградной водки, так называемой «кизлярки», съедены жареные фазаны под гранатовым соусом, жена Павла Ивановича, Агния Александровна, подала чай с мёдом собственной пасеки и удалилась, дабы не мешать воинам вспоминать минувшие дни. Но они, наоборот, заговорили о сегодняшнем, насущном: о кипящем революционными страстями Кавказе, о противоборстве «красных» и «белых» – этой жестокой и беспощадной войне.

В Темир-Хан-Шуре, кстати, уже две недели, как утвердилась власть «красных», то бишь городского Совета рабочих и солдатских депутатов.

– Прошу меня извинить, дорогой Павел Иванович, но в каком виде вы меня ожидали увидеть? Вы конечно же слышали, что большевистская власть царских офицеров, не говоря уже о генералах, мягко говоря, не жалует. К вам «красные» ещё не являлись?

Павел Иванович помедлил с ответом, пригубив ложечку янтарной ароматной сладости и запив её мелкими глотками ароматного китайского чая. Баратов терпеливо ждал.

– Я газет не читаю, – ответил наконец хозяин, – да, по-моему, их тут и не печатают. Пользуюсь слухами, на востоке они точнее и оперативнее любых журналистов. Слышал о Добровольческой армии Лавра Георгиевича Корнилова, об её поражении от большевиков под Екатеринодаром и смерти славного генерала. Слух об избрании генерала Деникина новым верховным главнокомандующим меня тоже не миновал. – Павел Иванович горестно вздохнул и подкрутил седой ус. – Не могу сказать, что рад за Антона Ивановича: невелик почёт в гражданскую войну оказаться во главе одной из противоборствующих сторон. – Усмехнулся и снова отпил чаю. – К тому же забавно, Деникин отнюдь не высшего сословия, чуть ли не из крепостных крестьян, а командует дворянскими добровольцами. Парадокс! Впрочем, и Лавр Георгиевич тоже был не из дворян.

– Ну, в армии Деникина не только дворяне, – возразил Баратов. – Много разночинцев, казаков, мещан…

– Да-да, мещан, – Павел Иванович презрительно поморщился. – У большевиков тоже не одни рабочие и крестьяне. И дворяне есть. Даже их Ленин – из потомственных. Ну да бог с ними, разберутся. Но я в гражданской войне участвовать не хочу. Не хочу и не могу. Русские убивают русских из-за каких-то эфемерных идей – это противоестественно… это, наконец, отвратительно! – И без перехода добавил: – Простите за резкость, но вы не ответили на мой прямой вопрос.