– Мне ненадолго, – продолжал незнакомец. – Я так. По-быстрому.

– Вселяете надежду.

– Пётр Ибрагимович Гессенский, – он охотно протянул руку с растопыренными коротенькими пальцами и потряс ею в воздухе. Его губы растянулись в приветливую дугу. – Будем знакомы!

Предварительно помедлив и не снимая перчатки, Еленский руку эту пожал. Припоминал, что и среди “форбцевцев” Гессенские были, вот только то ли в прошлом, то ли в позапрошлом столетии разъехались по Европе, а ветвь русская выродилась лет двадцать тому назад. Вряд ли перед ним представитель династии…

– Владимир Александрович, – представился Еленский.

– Отлично! Мне кажется, наша встреча не случайна. Ну не символична ли она! Я вот вышел поинтересоваться, будут ли сегодня десерты, а то Алёнушка ведь обещала напечь эклеров! И вот познакомился с вами! Ах, какие замечательные эклеры! Вам тоже понравятся! Моя Алёнка печёт их ну просто великолепно! Вы с ней ещё не познакомились, наверное, хотя, быть может, слышали уже. Слышали же? Ну?

– Не слышал, Пётр Ибрагимович.

– А зря! – возгласил он. – Вчера она их так и не испекла. Знаете форс-мажор, форс-мажор! Вчера телевидение перестало работать, вот Алёночка и отвлеклась. Как-то там покрутила, подделала, антенну придержала. Она в этом деле на все руки мастер! А так бы – испекла! Говорю вам…

– Женщина и мастер…, – бровь Владимира неодобрительно взлетела вверх.

– Ещё какая! Повариха что надо! Чинит похлеще электриков. С сантехникой дружит. И даже слесарные работы! А как-то оказалось, что она и грузовик умеет водить! Вот удивила-то она меня. Я-то моряк, знаете ли, дома не так часто бываю. Но зато капитан атомного ледокола!

– Ну надо же…

Поленницы нигде не было. Рядом с камином лежала сетка дров. Для роботонеимущих это неудобно, и Еленский думал, что если договориться и обойти закон зелёных об ограничении эксплуатации, то первым делом маленькое цифровое удобство…

– Конечно! – воскликнул Гессенский, и Владимир вздрогнул. – Вам обязательно с нею нужно познакомиться! Все без ума от Алёны Шикардосовны! С нею всё горит, всё решается! А вот давеча она разобралась, как собрать шкаф и…

– Петру-у-уша, – девушка с бейджиком шлёпнула ладошкой по стойке, привлекая внимание Гессенского, – Алёна как всегда. Дуй!

– А-а-а! Дрова принимает! – пояснил он, полуобернувшись. – Огонь-баба!

– Пётр Ибрагимович, она же дама… – поморщившись, устало выдавил Еленский и, подойдя к стойке, чуть мягче заявил: – Дорогая моя, на меня записан президентский люкс.

– У нас их два: шале и апартаменты. Желаете посмотреть? Или… сперва я должна была посмотреть ваше имя, да? – и, натужно улыбнувшись, залистала тетрадь, шелестя резко, нескладно. – Н-нет, сначала я должна спросить имя, а потом предложить… Да! Одну ми…

– Оба, моя дорогая. Я рассмотрю оба.

– Выбирайте апартаменты! – вклинился Гессенский. – Там есть всё на первом этаже: и бассейн, и библиотека, и игровая, и бары! Могли бы как-то с вами пропустить по стаканчику этого самого! Да и апартаменты обставлены на самый роскошный лад! Со вкусом. С лучшим вкусом!

И всё-таки Еленский выбрал шале. Отдельное. Не устроило его главное здание. Уже зайдя в его многолюдный холл, Владимир услышал, как воздух, пропитанный местной героиней Алёнушкой, трещал от какофонии звуков. Холл был велик. Лестница – далеко. На диванах пили резко пахнущий глинтвейн. По рецепту Алёны – слух вырывал отрывки разговора. Из библиотеки выходили лыжники с узкими тугими бёдрами, обтянутыми в спортивные трико. Обсуждали тренировки, хотели собраться вечером – искали Алёну, которая могла бы всё это организовать. Наконец, перед Владимиром пронёсся официант с выпяченной грудью. На его мелькнувшем подносе лежала новая порция десертов, навязчиво всем предлагаемая. Разумеется, тоже дело рук небезызвестной.

– Вспомни солнце, вот и лучик!

Владимир вздрогнул. Гессенский с вспененным жирным кремом на глуповатой улыбке протянул эклер, сжатый и помятый пальцами.

– Попробуйте! Уже приготовила! У моей Алёнки стряпня лучше всех! – Крем выполз, словно внутренности червяка, и сразу же в грудь Гессенского упёрлась рукоятка трости. Он так и застыл. Капля крема шлёпнулась на паркет между ними.

Те, кому уже доводилось общаться с Еленским, знали, что взгляд, которым он посмотрел на свои туфли, а потом на Гессенского, не обещал ничего хорошего.

– Это значит, попозже? Смотрите, уже стемнело. До ужина всё разберут! Профукаете.

– Нет, Пётр Ибрагимович, – сказал Владимир. Уголок его рта дёрнулся в деликатном полуоскале. – Это значит…

– Да говорю же! – перебил Гессенский.

– Это значит “нет". Отказ от вашего настойчиво рекламируемого блюда.

Под нарастающим давлением трости Гессенский отшагнул. Владимир смерил его прохладным взглядом и направился к лестнице, желая скорее оказаться на этаже апартаментов, а может, и вовсе там остаться, лишь бы не проделывать обратный путь.