Я покачала головой, потрясенная тем, что он вообще открылся мне.

— Потому что единственные истинные правители этого мира — боги. Я узнал, что такое презирать их, когда их гнев лег на мои плечи. Поэтому я стал одним целым с их гневом. И в этом есть сила, как ни в чем другом.

Он бросил на меня мрачный взгляд, больше не скрытный, а обнаженный, и я возненавидела то, что это заставило меня почти сопереживать ему. Но он сам сказал, он предпочел силу борьбе со своим очевидным проклятием, так что это была его вина. Честно говоря, я все равно не знала, верю ли я хоть чему-нибудь, что слетело с его уст.

— Эти боги… — Сказала я, возвращаясь к расчесыванию волос. — Ты говоришь о них так, как будто они реальны. Как будто ты уверен, что они существуют. Но мой отец всегда говорил о подобных вещах только в контексте мифов и легенд.

— Разве мой вид не является достаточным доказательством их существования? — спросил он немного резко.

— Забудь об этом, — пробормотала я.

На мгновение воцарилось молчание, затем он заговорил снова. — Есть много богов и богинь, но все они делятся на два вида. Боги-Асы — это боги войны, храбрости, мужества и общества. Они обитают в Асгарде, небесном дворце на небесах.

Я повернулась к нему, заинтригованная. Он изучал выражение моего лица, словно проверяя, не собираюсь ли я над ним посмеяться, затем решил продолжить.

— Боги-Ваны едины с природой, они владеют магией и стремятся к миру гораздо охотнее, чем Асы. Это боги плодородия, мудрости и урожая, и они обитают в пышной стране, известной как Ванахейм. Прямо здесь, где мы находимся. Это Мидгард. Земля мужчин.

— И женщин, — добавила я, и он выдавил улыбку.

— Да, и драугров теперь тоже.

— Это значит… вампиры?

— Умный маленький домашний зверек, не правда ли?

Я бросила на него сухой взгляд.

— На сегодня достаточно знаний. Я думаю, что большее количество может напрячь твой крошечный человеческий мозг.

Я поджала губы. — Притворяясь, что люди глупы, ты чувствуешь себя лучше, заключая нас в тюрьмы?

— Если ты действительно думаешь, что мне нужно лгать самому себе, чтобы облегчить вину за свои поступки, то ты не понимаешь, как мало я забочусь о тебе подобных.

— Но ты заботился. Однажды.

Его глаза сверкнули гневом. — Однажды. В те времена, задолго до настоящего. Можно пролить столько крови, что забота о ней станет неважной. Что толку заботиться? Это не смоет их смерти с моих рук. Я не стану жалеть тех, кто пал из-за меня. На самом деле есть чему позавидовать тем, кто умирает от наших рук, ведь их души остаются нетронутыми, их принимают в Зале Вальгаллы в сердце Асгарда или в подземном мире Хельхейма. Если мне суждено умереть, моя душа либо будет слишком раздроблена, чтобы попасть в загробный мир, либо, если нет, ее остатки будут настолько запятнаны, что ее отправят в область Хельхейма под названием Настронд, куда грешников отправляют на страдания, а великий зверь Нирхогр будет пировать на том, что от меня осталось, вечно. — Он говорил с силой, но я могла видеть страх, скрывающийся за этими словами, что однажды он действительно столкнется с такой судьбой.

— Почему бы тебе не освободить людей, чтобы компенсировать все, что ты сделал? — Потребовала я ответа.

— Я не могу искупить свои грехи, — прошипел он, подходя ближе ко мне. — Да я и не собираюсь их искупать. Я встал на путь зла, и ты — мой последний грех. Я предлагаю тебе начать молиться богам, о которых я говорю, потому что они гораздо более благосклонны к тебе, чем ко мне, но они также являются теми, кто одарил меня этой силой. Так что иди и молись, бунтарка, и давай проверим, насколько моя воля сильнее воли богов. Потому что я не верю, что даже они смогут оторвать тебя от меня.

Горло сжалось, напряжение обвилось вокруг шеи, как путы, ведущие прямо к руке похитителя. — А как же моя воля?

На его лице промелькнуло удивление. — Твоя? — он рассмеялся, и гнев затопил мою грудь.

— Ты дурак, раз сбрасываешь меня со счетов.

— Тогда я дурак. — Он пожал плечами, затем сменил тему, снова заговорив небрежно, как будто мы не были на грани полномасштабного спора: — Сегодня я продолжу притворяться, что ухаживаю за другими женщинами.

— Притворяться? — Эхом повторила я. — Вчера ты казался совершенно очарованным Брианной.

Он опустил голову рядом с моей, пристально глядя на мое отражение в зеркале. — Есть только одна вещь, которая интересует меня в этом мире. — Он провел пальцами вверх по моей шее, затем обхватил ими мое горло, его прикосновение было легким, но угрожающим. От его близости я вся горела, и не только в плохом, но и в ужасно порочном смысле. — И это не женщина.

— Тогда что? — Я зарычала, потянувшись, чтобы убрать его руку, но он, казалось, не заметил.

Он не ответил, его пристальный взгляд скользил по моему отражению в зеркале с жестким и проницательным изучением. Его большой палец ласкал точку пульса на моей шее, и в его взгляде мелькнуло выражение голода, от которого у меня встали дыбом волосы.