Тем временем, накануне осады Марселя, Франциск был всецело поглощён военными опасностями и, готовясь к обороне, разъезжал из города в город, из крепости в крепость. Однако, услышав о болезни жены, остановился в Бурже, «ожидая конца». Из всех близких рядом с королевой была только Рене.

– Я знаю, что мера всех горестей, назначенных мне Творцом, уже исчерпана, – накануне своей кончины сказала ей сестра.

– Господь не допустит Вашей смерти, мадам! – заливаясь слезами, ответила Рене. – Вы нужны королю, своим детям и мне! Не покидайте нас!

– О моих детях позаботятся. А для меня Смерть – желанный гость, и я с радостью променяю великолепную нищету своего земного дворца на священный покой своего небесного дома.

Королева скончалась в Блуа 20 июля 1524 года на руках у Рене, не дожив до двадцати пяти лет. Позже Брантом написал, будто Франциск «заразил Клод сифилисом, что, несомненно, сократило её дни». Всю свою бытность она провела в тени властной свекрови, блистательной золовки и многочисленных любовниц Франциска. Однако французский народ долго хранил о ней память, как о «доброй королеве Клод».

Останки молодой королевы были перенесены в королевскую усыпальницу Сен-Дени. К чести Луизы Савойской, которая тоже была больна, следует отметить, что она немедленно отправила Маргариту в Блуа, «чтобы утешить своим присутствием принцессу Рене и бедных маленьких детей Клод». Только после смерти сестры принцесса поняла, что та значила для неё. До последнего мгновения Клод была её ангелом-хранителем. И если Маргарита оказала огромное влияние на её ум, то сестра владела её сердцем.

К счастью, регентша взяла в свою свиту всех дам и девушек, прислуживавших её невестке. Поэтому принцессе не грозила разлука с её новой подругой, Анной де Партене, которая утешала Рене цитатами из Нового Завета: «Ибо никто из нас не живёт для себя, и никто не умирает для себя».

Годы детства и юности, проведённые при дворе Франциска I, где она была никому не нужной сиротой, сформировали прямой и резкий характер Рене. Но при этом, как и Клод, она никогда не теряла своей природной доброты. В её благородной натуре сочетались целеустремленность и великодушие сердца. Искренность её характера была настолько велика, что Рене легко восприняла убеждения своей старшей подруги Маргариты, противоречащие многим церковным догмам. Благодаря герцогине Алансонской, её интеллектуальные достижения были значительными даже для эпохи, когда среди знатных людей было много образованных женщин. Пример Анны де Партене, почти её ровесницы, побуждал принцессу к учёбе. Первоначальные способности Рене были развиты в результате долгих упражнений в математике, астрономии, философии, истории и языках, как древних, так и современных. Что касается её поведения, то оно стало столь же учтивым, сколь, невзирая на физические недостатки, величественным, а разговор – полон остроумия. Она знала, как сохранить уважение, подобающее её рангу, покоряя все сердца любезностью своего обращения, скромностью своего поведения и очарованием своей беседы. Что позволило одному историку охарактеризовать её как «бледную звезду на небосводе, мерцающую при дворе Валуа».

Неужели после бегства Бурбона никто больше не смог завладеть сердцем юной принцессы? Ведь в свите Рене было много миловидных пажей, не говоря уже о молодых придворных. В первую очередь, на ум приходит Жан де Партене, брат её подруги, который был на два года младше принцессы. Он обладал приятной внешностью и считался одним из самых культурных молодых людей своего времени. Сыновья короля, к которым был приставлен юный барон де Субиз, его просто обожали. Однако ни один современник не оставил воспоминаний о том, что Рене питала к нему какие-либо иные чувства, кроме дружеских.

В 1525 году при дворе появился ещё один симпатичный юноша, Антуан де Пон, ровесник Рене, который в будущем, по мнению некоторых писателей, стал её любовником. Подобно Жану де Партене, он лишился отца ещё до своего рождения, унаследовав несколько титулов, в первую очередь, графа де Маренна, а также 250 поместий и, по меньшей мере, 52 прихода. По-видимому, в детстве Пон находился на попечении матери, Катрин де Ферьер, которая если и не дала ему такого прекрасного образования, какое получили дети Мишель де Собон, то, по крайней мере, сделала из него внимательного и любезного кавалера. Правда, неизвестно, в чью свиту был зачислен пятнадцатилетний Антуан. Так как он не сопровождал короля в его походах, то, вероятно, стал пажом либо его матери, либо сестры. А, может, самой Рене?

После снятия осады Марселя Франциск I снова отправился в Италию, где 25 февраля 1525 года произошла злополучная битва при Павии. Французская армия была уничтожена войсками Карла V, а сам король попал в плен. В Париже о поражении узнали только 7 марта. Франциск собственноручным письмом уведомил мать о своем несчастье. Впоследствии молва исказила это письмо и включила в него фразу, достойную короля-рыцаря:

– Мадам, всё потеряно, кроме чести и жизни!

Весть о пленении Франциска I повергла его мать и сестру в глубокое отчаяние. Это настроение ещё усилилось, когда в Лион приехал муж Маргариты, герцог Алансонский, на которого народная молва возлагала всю ответственность за проигранную битву. Говорили, что он так растерялся в самый критический момент, что велел трубить отбой вместо того, чтобы ринуться на помощь к шурину. Далее легенда прибавляла: упрёки тёщи и презрение жены до того измучили герцога, что он заболел от стыда и раскаяния и умер через несколько дней по своём приезде в Лион. На самом деле он скончался от плеврита, причём Маргарита заботливо и преданно ухаживала за своим мужем.

Регентша Луиза Савойская привлекла дочь к управлению государством, и они обе, взяв себя в руки, неустанно трудились ради освобождения короля.

Теперь, когда Франциск I стал пленником императора, он не раз был готов пообещать руку Рене изменнику-коннетаблю в качестве одного из условий возвращения себе свободы и своего королевства. Однако это была всего лишь ложная надежда для несчастного Шарля Бурбона. Король Франции позаботился о том, чтобы отозвать своё согласие на это условие, когда снова стал свободным весной 1526 года. Вместо себя он отправил в Мадрид в качестве заложников двух своих старших сыновей.