–Успокойся дитя, не слушай их, и не вступай с ними в спор, не дай злу проникнуть, и в твое сердце, – внезапно раздался тихий журчащий голос ясеня, который как свет проник в душу листа и сразу развеял сгущающийся мрак. Лист сразу успокоился, он огляделся по сторонам и понял, что ясень разговаривает только с ним.

– Прошу тебя отец, милый мой ясень, забери меня с этой ветви, нет больше сил терпеть их смрад, я задыхаюсь здесь, прошу забери меня, забери, – взмолился лист тысяча двадцать три.

–Терпи дитя моё, терпи, ибо я их терплю только ради тебя, одной твоей любовью держится эта проклятая ветвь, ты моя радость и надежда, и только тебе одному из тысяч я дам новую жизнь, – с великой любовью произнес ясень. Слова ясеня, как живительная влага в тяжкий зной пролились на лист тысяча двести двадцать три.

– Хорошо отец, если такова твоя воля, я буду терпеть до конца.

С этого момента любовь ясеня окутала лист тысяча двадцать три, и защищала его от зла, живущего на ветви. Теперь злые, и гадкие слова падших братьев не ранили его, и не причиняли боли, а лишь исчезали в потоках ветра.

Дождь усиливался, и серому горизонту не было видно конца, вдалеке, пробиваясь сквозь потоки дождя летела птица, эта была Урса, она возвращалась в своё гнездо после встречи с ясенем.

Ворона, долетев до осины села на ветку рядом со своим гнездом: «Бррррр, гадкая, гадкая погода, каррр», – прокаркала Урса, отряхивая перья от воды. Затем она залезла к себе в гнездо, и съежившись прижалась к стенке, холод пробирал её до костей покалывая тысячами иголок. Пытаясь согреться, она начала сгребать к себе, пока ещё сухую подстилку из веточек, листьев и перьев. Съёжившись от холода, Урса смотрела в серую даль, впервые за долгие годы её охватило приятное, волнующее чувство ожидания встречи с чем-то неведомым, но очень желанным и манящим, постепенно согреваясь она проваливалась в сладкую дремоту, и вскоре заснула совсем. Ей почему-то приснилась зима, Урса летела через заснеженный лес, и полету её не было конца, бесконечные ветви заснеженных деревьев мелькали перед ней, временами ей казалось она видит выход из леса, но он как мелькающая тень снова и снова ускользал от неё. Урсу охватил страх, который очень быстро перерос в панику, а выхода так и не было и с громким карканьем она проснулась.

Было уже утро, дождь перестал идти, и лучи солнца сверкающим огнем зажгли капли дождя на траве и листьях, а солнечные зайчики радостно прыгали в лужах. Утро наполнилось множеством звуков жизни, щебетали воробьи, заливался песней соловей, в глубине лесной посадки стучал дятел, стрекотали кузнечики, играя в догонялки по травинкам, жужжали трудяги – пчелы, кропотливо собирая мед, пищали комарики, преследуя собаку вместе с её хозяином, беспечно гуляющих под деревьями, далеким эхом доносились радостные крики, и визги гуляющий детворы, а потоки ветра успокаивающе шуршали листвой.

Не смотря на страшный сон, настроение у Урсы было замечательное, она оживленно выпрыгнула из гнезда, и стала клювом укладывать растрёпанные перья.

– Каррр, какое прекрасное утро, неправда ли осина? – задорным голосом произнесла Урса.

Осину смутило такое радушное приветствие от Урсы, и выдержав короткую паузу она ответила.

– Да, утро действительно прекрасное, и странно что же такое могло развеять твое вечно мрачное настроение? – с легкой издевкой, и любопытством спросила она.

Урса расхохоталась, громким режущим слух неприятным хриплым карканьем.

– Улетаю я от тебя соседка, улетаю, дождалась ты, горемычная, больше не будет тебе надоедать своим карканьем старая ворона! – ехидно, обличающим тоном произнесла Урса, и от своей речи ей так стало жалко себя, что она начала рыдать горючими вороньими слезами.

– И не вспомнит никто бедную тетку Урсу, каррр, и никто не принесет вам новостей каррр, – зашлась плачем ворона в безутешном приступе жалости к своей персоне.

– Успокойся Урса, тебя никто и никогда не гнал, да, конечно, любви между нами не было, но иногда ты мне даже нравилась, – растерянно ответила осина, пытаясь хоть как-то утешить старую ворону. Услышав слово «нравилась», Урса очень растрогалась, она спешно поскакала по ветвям осины, и доскакав до ствола обняла его крыльями.

– Прости меня, старую дуру, что говорила тебе много гадких слов! – сказала она тихим голосом прижимаясь к стволу дерева головой.

Осина была так растрогана и умилена, что ее пробрала дрожь от самых корней до верхушки.

– И меня прости, если чем тебя обидела! – ответила она, сама ели сдерживая слезы. – Но куда ты улетаешь, и зачем?

Урса смахнув крылом слезы, гордо подняла голову вверх: – Каррр, я лечу в свой далёкий дом, в котором не была никогда, где в дремучей чаще леса растёт великий дуб что ведает будущее. Моё старое сердце говорит мне, что это будет не простое путешествие, я чувствую, как что-то тёмное, темнее самого мрака ночи плетет свои мерзкие сети, желая страхом и страстями, словить и сожрать несчастные души, – спокойным голосом произнесла она, но от её слов повеяло жутким холодом.