Шрифт:
Однажды, когда до сбора урожая оставалось несколько дней, добрая женщина, как обычно, наблюдала за садом из своего окна. Был уже поздний вечер. Она едва могла разглядеть дерево и собиралась лечь спать. Вдруг она услышала, как кто-то забирается по наружной стене в ее сад. Женщина хотела выбежать на улицу и позвать стражу, но увидела, что это всего лишь мальчик лет семи. Неловко спрыгнув с забора внутрь, он тут же подбежал к сливовому дереву и принялся яростно срывать плоды и запихивать их в рот. Вместе с сочными плодами грубо отрывались ветки и листья. Всего за пару минут дерево превратилось из драгоценности сада в полумертвое пугало.
Женщина смотрела на эту сцену, и сердце ее наполнялось слезами. Но она горевала не о своей драгоценной сливе. Ее потрясла жадность, с которой этот ребенок пожирал сливы. Даже некоторые косточки были проглочены. Так она и не сдвинулась с места, пока вор не исчез так же, как и появился.
Утром добрая женщина отправилась к знакомому охраннику и рассказала ему о случившимся вечером. Она попросила его найти мальчика и отдать его ей, а не наказывать. На следующий день преступник уже стоял у изуродованного сливового дерева и хмуро смотрел на женщину. Он был худ и грязен, а его одежда принадлежала кому-то постарше и покрупнее.
Несмотря на его неприветливый вид, мальчик послушно начал работать, выполняя все поручения женщины – копать грядки и сажать растения. Женщина трудилась с ним рядом. Мальчик не поднимал глаз и ни разу не взглянул на нее.
После нескольких часов работы, она принесла еду, и мальчик набросился на нее так же яростно, как ранее набрасывался на сливы. Женщина велела ему остаться, и он не ушел. Каждый день мальчик выполнял работу и брал у женщины еду. Она купила для него одежду, и он, не говоря ни слова, переоделся в нее. Женщина продолжала заботиться о воришке, и он мало-помалу начал преображаться. Его глаза ожили и взгляд смягчился, жесты и движения стали свободнее и естественнее. В тепле и безопасности вина и страх покинули его сердце, уступив место благодарности и доверию. И хотя он по-прежнему почти не разговаривал, засыпая на приготовленной для него постели, он всегда крепко сжимал руку женщины.
Конец ознакомительного фрагмента.