Эта наша реальность, являясь иллюзорной, в то же время нестерпимо живая и очень ревнивая, она не выносит сомнений в себе. Отвержение реальности, попытки избавиться от морока – не просто фигуры речи для этой тюрьмы. Это твёрдая и очень болезненная для неё предметность. Подобными словами или действиями мы изнутри пытаемся прорвать её тело, что причиняет тюрьме-реальности страдания. Мы оставляем раны, рытвины внутри неё. Будучи вшитыми в её ткань, отрицая иллюзию, мы вспарываем её, и ей больно. Потому, это работает также и в обратную сторону – реальность полосует и нас. Это называется «нить жертвы». В широком понимании субеев – мы все жертвы тюрьмы, но чем больше человек отрицает иллюзию, тем более он опутан её нитями, более изрезан и обглодан тёмными машинами смерти, что служат тюрьме: болезнями, неудачами, страданием. Верное жертвоприношение – вот путь избавления от плена, способ сбросить свои кандалы и обратить взоры к солнцу.

Отрицание реальности принимает разные формы. Субеи выработали наиболее эффективные способы. И этими знаниями владеют мастера жертвы. Если просто заявить, что ты не веришь в реальность этого мира или покончить с собой – это не принесёт пользы. Более того, в следующем воплощении ты будешь помещён в более страшную клетку, так как нанёс «телу тюрьмы» рану и обиду. Нужно знать тайные ходы, уловки, системы канализации. Столетиями твой народ занимался этим. Правильным отрицанием. Иллюзия – не значит нечто неосязаемое, от чего можно просто отмахнуться или очнуться, завершив свой жизненный путь. Смерть тоже включена в эту тёмную империю. Иллюзия значит – ложь, плен, страдания. Но не мы одни сопротивляемся империи – есть и силы, что содействуют людям. Их мало, они почти неуловимы, с помощью верных жертвоприношений с ними можно устанавливать контакт и использовать в своей борьбе. Это определённые нити в ткани. Лечебные нити.

Ткань, иллюзия, тело тюрьмы – это всё одно. Мастера жертвы умеют перестраивать иллюзию так, что боль, причинённая ей, оказывается тут же анестезированной. Хотя порою происходят и ошибки. Тебе было больно вчера потому, что ты ещё не слишком верно перестроил нити, и ткань, заметив это, наказала тебя. Когда-нибудь ты научишься всему.

Оахаке молчал. Ватное гудение состава окутало сознание и не позволяло сказать ни слова. Он понимал, что многое из услышанного находилось глубоко в его памяти. Сказки, легенды и мифы, рассказы матери перед сном. Игры детей в шаманов и колдунов. Таинственные мистерии на праздники. Затем взросление, и то, как медленно, по крупицам, посвящали в его тайное знание, готовили к чему-то.

Обряд инициации.

Бегство и желание обрести забвение.

Оахаке, носивший тогда иное имя, сбежал, предав свой народ, традиции, уклад. За ним началась погоня. Обряд инициации – это нечто священное, и до такой степени, что отказ от него карался смертью. Люди из племени нашли беглеца. С ними был и учитель, наставник Оахаке. Юный беглец из рода Тенмиззио вымолил себе пощаду. Но его подвергли процедуре, после которой все сакральные знания народа субеев были стёрты. Оахаке унижен, изгнан. После, его имя много раз менялось. Но сущность души, кажется, никогда. Через некоторое время он попал в ситуацию, когда его снова принялись преследовать из-за предательства. Теперь единственным выходом он видел бегство в Спораду. Путь в которую для него мог открыть только принца Лоций. Но то, что Оахаке должен был сделать для него, оказалось слишком непредсказуемым. Ибо требовало пробуждения очень давних воспоминаний, почти истёртых, изничтоженных. Требовалось использовать воспоминания для выполнения странной задачи – манипуляций с сакральной тканью реальности.

Лунио налил Оахаке ещё чаю. Увидев, что пар уже не идёт, он виновато произнёс:

–Остыл, сейчас подогреем. Сейчас-сейчас, – он поднялся и нелепо засуетился.

–Не надо, я не хочу больше, – Оахаке успокоил его.

–Слишком много наговорил. Многое непонятно, да-да. Тебе стоит перевести дух после такого. Начнём через час. Потренируемся перебирать и переплетать нити, – улыбнулся Лунио.

***

День пролетел в занятиях, а вечером, перед самым ужином в компании Сёрена и Деборы, беглец обнаружил на своём столе конверт. Косые лучи низкого солнца освещали просторное помещение личного купе Оахаке. Он взял в руки конверт и со странным волнением насладился плотной бумагой, древесным запахом, непредсказуемым рельефом печати карминового цвета. Конверт был изящно подписан тонкими буквами: «Оахаке Розеналлису». Хотелось одновременно вскрыть его, и в то же время – вернуть на поверхность стола, тонущего в льняных лучах солнца. Расположившись на красном кожаном диване, Оахаке осторожно расслоил конверт. Извлёк оттуда лист бумаги цвета кофе с молоком. Нежные, ароматные буквы. Это приглашение. На бал в честь двадцатилетия правления Менандра, в Симметричной Орхестре конгломерата Иннис. Оахаке знал, что никто вовсе не собирался звать никому не известного предателя-беглеца на знатный бал к царю одного из самых могущественных квазигосударственных образований в Циклизации. Это искусная подделка.

Раздался стук в дверь, прервавший размышления беглеца о своей малозначимости. Оахаке поднялся с дивана и, держа лист приглашения в левой руке, открыл дверь. Дебби пришла удостовериться, получил ли Оахаке Розеналлис приглашение на бал.

–Я постаралась, чтобы оно выглядело достоверно.

–Не совсем понимаю, зачем это?

–У тебя же нет приглашения. Ты нам вчера сказал. Я поговорила с принцем – он извинился, это было упущение. Потому такой лист теперь есть и у тебя, – Дебби сделала шаг, переступая границу купе. – Я могу войти?

–Вероятно, да

С ней в купе проник и аромат духов, напоминавший солёный ветер далёкого моря.

–Зачем ты пришла?

–Чтобы помочь тебе, – она неожиданно придвинулась к губам беглеца.

Поцелуй был похож на бриз – свежий и оглушающий. Оахаке потерял контроль. Отдался поцелую. Лист приглашения выскользнул из его руки.

Грохот удара, скрежещущий визг. Поезд резко остановился.

Оахаке потерял равновесие, не удержался, упал и ударился о стол, разбив затылок. Дебора устояла, держась за дверь купе.

Снова раздались скрежещущие животные визги, затем затрещали автоматные очереди защитных иотонных установок состава. Что-то определённо было не так. Оахаке поднялся и взглянул на Дебби. Она прильнула к окну, пытаясь понять, что происходит. Но на улице стояла необъяснимая темень, слишком густая для человеческого глаза, слишком быстро пропало вечернее солнце. Раздавались только выстрелы и жуткие визги, крики не то боли, не то безумия.

–Чудовища? Они напали на нас? – сказала Дебора. – Кажется, атакуют вагон принца.