Макдональд Джон Данн
Шрифт:
— Сомневаюсь.
— Карла и Джозеф будут очень рассержены, Кирби. Но свои чувства им придется попридержать. Ведь ты — единственная ниточка, которая у них есть. Я думаю, они понятия не имеют, что именно им нужно. Но хочется им этого так сильно, что они заставят себя быть ласковыми с тобой, что бы ты не вытворял. Ты уверен, что спьяну не разболтал им мой адрес?
— Если бы я проговорился, они не стали бы вторично приставать ко мне по этому поводу.
— Запомни, Кирби: они не хотят, чтобы мы объединились. Им гораздо выгоднее иметь дело с дуралеем, чем с человеком, обработанным мной.
— Мне не нравится, как ты про меня говоришь, Бетси.
— О, ради бога, да посмотри ты правде в глаза! Если бы не я, Карла уже водила бы тебя на поводке, почесывала у тебя за ушком, покупала новые галстуки и устраивала такие стриптизы, что ты позабыл бы, как тебя зовут.
— Я в этом не уверен.
— Ты просто не знаешь тетю Карлу. Проклятье, на чем мы остановились? Ах, да! Я считаю, тебе нужно вернуться к ним и вести себя по-умному. Дай им понять, что тебе известно, почему они проявляют к твоей особе такой интерес. Признайся, что ты обманул их. Скажи им о своей готовности выслушать все их предложения. Может быть, тогда мы будем лучше представлять себе, что конкретно им от тебя нужно.
— Не уверен, что мне это удастся. Я не столь уж большой специалист по таким делам.
— Я знаю. Постарайся сперва хотя бы потянуть время. Возможно, у нас появятся помощники. Скоро вернется Берни со своей командой, они собираются снимать здесь рекламные ролики. Сумасшедшие все до одного. Может быть, они помогут нам.
— Сумасшедших нам только не хватает!
— Бедный, бедный Кирби.
— Ах, Бетси, за одиннадцать лет так устанешь иметь дело с людьми, про которых только и известно, что никогда их снова не увидишь… Я все время хотел изменить эту жизнь. Найти городок в стороне от больших дорог, где живут, скажем, двадцать восемь человек; я буду знаком с ними со всеми, а они — со мной. И так сегодня, завтра, на будущий год, через десять лет. Мне не надо будет больше без конца запоминать новые лица, новые имена. И я буду знать заранее, где проснусь следующим утром.
— А я, — в тон ему мечтательно сказала Бетси, — я хотела бы снова оказаться в своей школе. Знаешь, я пробыла в ней шесть лет. С девяти до пятнадцати — как это долго! Дольше, чем где-либо в другом месте. Как часто мне снится, что все разъезжаются и я тоже должна уезжать. И я плачу. Но потом мне вдруг разрешают остаться, и это так замечательно! Все уходят, а я остаюсь…
— Но на самом деле тебе не позволили остаться?
— Нет. Карла приехала на огромной машине, почти на грузовике, с водителем в униформе и с какой-то английской леди, которая хрюкала, как свинья, когда смеялась. Я готовилась к участию в школьном спектакле, но им, конечно, было наплевать! Они отвезли меня в Париж и накупили кучу всяких тряпок. Там мы встречались со множеством людей, а потом полетели в Каир.
— А у тебя иногда появляется акцент.
— Я могу говорить совершенно без акцента, когда мне этого хочется.
— Могла ли Карла руководить всеми этими ограблениями? Я имею ввиду дома и квартиры дядюшки Омара.
— А почему бы и нет? Правда, это не в ее стиле. Слишком примитивно и, вероятно, дорого. Она всегда подходит к делу с практической стороны.
— Им не удастся заполучить немедленно письмо дядюшки Омара. Это невозможно.
— Они могут себе позволить и подождать годик. Что им еще остается? Ведь все, что у тебя есть — это подарок дяди, который им совершенно ни к чему.
Кирби достал из кармана часы. Протянув руку, Бетси взяла их у него.
— Настоящие прадедушкины часы.
Прежде чем он успел остановить ее, она заглянула в маленький золотой телескоп.
— Довольно мило, — сказала она, отнимая телескоп от глаз. — Не показывай Берни. Это как раз то, чего не хватает его квартире. На стене еще осталось место.
Она еще раз посмотрела в телескоп.
— Такие штуки делают в Японии. У одной девочки в нашей школе была целая коробка таких картинок.
Она отдала ему часы. И как раз в тот момент, когда Кирби собрался положить их в карман, она зачем-то наклонилась к нему. После унизительного бегства из квартиры Вильмы он решил вышибать клин клином. Он сам потянулся навстречу Бетси. Но опять промахнулся. Его ладонь как-то неловко скользнула по ее груди, свободной и твердой под голубой блузкой, как яблоко под солнцем. Он близко увидел белизну зубов, приоткрытых совсем не в приятной улыбке, что-то блеснуло у него перед глазами и ударило его в лицо. От неожиданной боли глаза наполнились слезами. А когда прояснилось, он увидел, что Бетси мрачно смотрит на него, посасывая костяшки пальцев. Кончиком языка он вытолкнул металлическую крошку изо рта, взял ее на палец и стал рассматривать. Это был кусочек пломбы. Кирби с отвращением бросил его в пепельницу.
Бетси снова молча потянулась к нему, достала пачку сигарет из кармана его рубашки, вынула одну сигарету, а пачку сунула назад.
— Это квартира на тебя так подействовала? — спросила она.
— Я просто подумал…
— Похоже, после Карлы у тебя извращенное представление об отношениях между мужчиной и женщиной. Возможно, для нее это все равно что поздороваться, или попросить передать масло за ужином, или пригласить на следующий танец. Но не для меня, Винтер. Я ценю себя гораздо выше.