Шрифт:
За ними, прямо у обочины дороги, две гранитные надгробные плиты с надписью. Такие плиты на месте гибели родственников ставят народы Кавказа. Возможно, что тут погибли грузины, осетины или армяне?
Больше всего, здесь в Таджикистане, живут именно эти национальности с Кавказа. Перед постами ГАИ и солдат, колонна замедляет скорость и через весь перевал вся колонна едет с тревожными гудками в память о погибших гражданах своей республики и гостях.
Солдаты и милиция держат свои руки под козырёк в честь погибших людей на этом опасном перевале. Мирзаев тоже даёт тревожный сигнал своей машины.
Все гудки сливаются в одну траурную мелодию. До самого конца перевала звучит жуткая музыка. Мирзаев Вахиб и не скрываем своих слез, которые ручьями текут из наших глаз.
Плачу о том, что сам едва не погиб на этом перевале, а Гиззатулин Нигмат стал инвалидом на всю жизнь. О чём плачет Вахиб, не знаю, может быть, ему жалко по-человечески людей погибших на перевале или у него погибли здесь близкие родственники? Сказал бы он.
– Две недели назад, здесь на перевале погибла семья моего дяди. – говорит Вахиб, словно читает мои мысли.
– Две недели назад, тут сам чуть не погиб. Стал инвалидом мой водитель. – говорю, словно повторяю за ним, но Мирзаев не обращает внимание на мои слова, полностью поглощён горем о родственниках.
За перевалом траурные гудки прекращаются. Постепенно колонна набирает скорость в сторону Душанбе. Перед самым посёлком Ляур, мы воспользовались отсутствием встречных машин.
Мирзаев Вахиб быстро обгоняет огромный автобус, который в дороге закоптил своим выхлопным дымом всю нашу машину, которая и без него выглядит такой замызганной, словно её только что достали из помойки.
Мне даже неудобно ехать в такой машине. Ну, что поделаешь, лучшей машины у нас нет. Хорошо, что живыми едем.
– Заедем во Фрунзенский райком партии. – предложил ему, когда въехали на территорию Душанбе.
У меня была надежда на то, что, может быть, Насыров Сухроб, ждёт меня со своими деньгами? Ни таскать, же такую огромную сумму денег с собой на сессию в университет, а после вечером ехать общественным транспортом в райком партии, чтобы там вручить деньги хозяину.
Понимал, что сегодня суббота, выходной день, но, возможно, Насыров Сухроб, из-за своей страсти к деньгам, так будет и в выходной день ждать меня в райкоме партии?
Так что надо поехать туда и отдать ему все его свёртки. Затем поедем домой. Однако мои пожелания не сбылись. На площадке возле здания райкома партии не было машин.
Входные двери в здание райкома партии закрыты, получается, что там делать нечего. Так что мы едем дальше.
– Куда нам теперь? – спросил водитель. – Домой мы поедем или будем в городе искать Насырова?
– Вот, молодец! Ты сам подсказал. – вдруг, догадался. – Поедем домой к Насырову Сухробу. Если даже его не будет дома, то его родственники точно скажут, где нам его искать по городу. Ты, наверно, знаешь, где дом Насырова? Он находится за "Зелёным базаром". Один раз был возле его дома и то поздно вечером. Так что могу ошибиться сейчас без чьей-то помощи. Но мы найдём его. Там всего три переулка.
– Тоже был всего пару раз возле его дома и очень давно. – ответил Вахиб. – Вместе найдём.
Водитель развернул машину в обратную сторону. Мы поехали через площадь возле цирка и через фабрику "Текстиль" до площади "Айни".
Так там через площадь намного ближе к "Зелёному базару", чем ехать через "Комсомольское озеро" и зоопарк в центр города, а там по проспекту Рудаки через театр оперы и балета имени Айни, наверх к "Зелёному базару".
Молодец, Вахиб, хорошо ориентируется по Душанбе. Знает каждый переулок города. С таким водителем здесь мне будет удобно работать.
– Где-то тут находится дом Насырова Сухроба. – сказал, Вахибу, когда проехали за "Зелёный базар".
– Так вон, его машина стоит. – показал мне, водитель, на стоящую у ворот красивого дома чёрную "Волгу".
Мы подъехали к дому и остановились в нескольких метрах от чёрной "Волги". Взял свой кейс и пошёл к воротам дома. Двор большой, а дом стоял в глубине двора. Кричать на всю улицу неудобно. Стал искать глазами какую-нибудь кнопку звонка для вызова хозяина, но кнопки там не было видно нигде.
Кричать и звать голосом к себе хозяина среди таджиков не прилично. Ведь нахожусь не в кишлаке, а в городе.
– Александр! Заходи! – услышал, голос Сухроба. – Проходи в мой дом, не стесняйся. Иди сюда.
Посмотрел вперёд и увидел идущего навстречу мне Насырова Сухроба. У него в глазах видно радость и тревогу. Мне было понятно его чувство, которое он испытывал ко мне, как к носителю его богатств.
Имею в виду кейс, в котором находится большой пакет с деньгами. Видимо взятка за его труд.