Через несколько минут мы уже обсуждали со старым отцом Иоанном вопрос о том, чтобы могила содержалась в достойном состоянии и на ней сразу же посадили цветы вместо сорняков.

В тот же день мы вылетели в Ленинград. Небольшой одномоторный самолёт с первого взгляда вызвал у меня некоторые опасения, поскольку выглядел пугающе маленьким и хрупким по сравнению с огромными трёхмоторными машинами, на которых мы до сих пор летали. "Если нас так болтало на тех здоровенных монстрах, – мрачно подумала я, – то каково же оно будет на этой плюгавенькой штучке". Но, что удивительно и невероятно, она взлетела без каких-либо хлопот и почти сразу же стрелой взмыла прямиком в тёмно-синее небо.

Салон был таким крошечным, что, даже не вытягивая шеи, мы могли смотреть по сторонам через два широких иллюминатора, которые были намного больше, чем на прошлых самолётах. Шума почти не было, и мы реально могли общаться друг с другом, не крича и не жестикулируя, и хотя движение было быстрым, не возникало захватывающего дух ощущения, словно летишь в пространстве вперёд головой. Напротив, это было скорее похоже на езду в нашем собственном автомобиле, который каким-то магическим образом покинул земные дороги и продолжал катиться по небу всё тем же спокойным аллюром.

Прямо перед собой мы могли отчётливо видеть все датчики на приборной панели пилота, показывавшие высоту в семьсот метров и скорость в районе ста девяноста километров в час. Серебристые крылья самолёта сверкали на солнце, мотор гудел, и мы неуклонно поднимались всё выше и выше.

Слева от нас блестел голубой, как яйцо дрозда, Финский залив, а под нами простирались широко и далеко в направлении восточного горизонта необъятные и тёмные леса Севера, лишь изредка прерываемые болотистой растительностью или полосками плохо обработанной земли разных цветов с иногда проглядывавшимися то здесь, то там соломенными крышами сельских домов. На этот богато украшенный ковёр отбрасывали свои двигавшиеся тени, образуя странные тёмные узоры, проплывавшие мимо нас мелкие облака. Эти бесконечные облачные вереницы тянулись сюда прямо с Северного полюса, ведь впереди простиралась плоская и низкая равнина и ничто не могло остановить или даже затруднить их продвижение, пока они, пройдя над Северным Ледовитым океаном, ползли вглубь материка.

Финский залив делался всё уже и уже, и лёгкие воздушные облака медленно сменились более тёмными и тяжёлыми, наполненными дождём. Неожиданно прямо перед нами выросла огромная чёрная гряда. В ней то и дело вспыхивали молнии, а затем до нас долетали ужасные раскаты грома. Мы летели точно в направлении грозы. Но стоило нам приблизиться к ней, как пилот резко повернул влево, и мы стали огибать грозовую тучу, фактически пролетая у самого её края. Из густой тёмной массы лил проливной дождь, в то время как над морем с безоблачного неба ярко светило солнце.

Вскоре гроза осталась позади, и, миновав средневековую эстонскую крепость Нарва, мы пересекли границу и влетели на территорию СССР, спустившись на высоту в двести метров, дабы пограничный патруль мог чётко разглядеть, кто мы такие. После чего, вновь быстро поднявшись до пятисот метров и даже выше, мы миновали первый русский город – Ямбург.

Длинные унылые леса и болота, словно драконы из сказки, охраняли въезд в Ленинград. Но тут показался Кронштадт, крошечный островок посреди моря, а затем утопающий в деревьях Ораниенбаум и Петергоф с его сверкающими каналами, сбегающими к большой воде. И там, в самом начале Финского залива, лежал город Петра.

Я могла видеть все знакомые достопримечательности: и блистающий купол Исаакиевского собора, и сияющий шпиль Адмиралтейства, и десятки других куполов и шпилей. Там же были и зелёные острова, и Нева, и огромные верфи и причалы, где стояло множество кораблей.

Ленинград с воздуха, с неба – какой же он вызвал трепет у возвращавшейся уроженки этого города, для которой тот по-прежнему оставался сердцем мира.

Когда мы вышли из самолёта в аэропорту Ленинграда, высокая, темноволосая и поразительно красивая девушка отделилась от небольшой группы чиновников, стоявших возле таможни, и направилась к партии туристов, которая прибыла одновременно с нами на другом воздушном судне, но гораздо большего размера. Все они были французами, и девушка обратилась к ним на их родном языке, говоря бегло и практически без русского акцента.

"Я пришла, чтобы помочь вам пройти таможню", – сказала она, улыбаясь и показывая свои ровные белые зубы.

Я наблюдала за ней с растущим интересом, поскольку та была не только чрезвычайно хороша собой и уверенно держалась, но и её одежда выглядела неожиданно красивой для советской девушки. Сшитый на заказ костюм из чёрной ткани с юбкой до щиколоток и коротким жакетом до бёдер выгодно подчёркивал её стройную фигуру. Ещё на ней были блузка из мягкого белого шёлка, плотно облегавшая голову и немножко надвинутая на один глаз чёрная шляпка, чёрные туфли и чулки телесного цвета, а в руке она держала чёрную кожаную сумочку с серебряной монограммой. Нитка жемчуга на шее и маленькие жемчужные серёжки, которые выглядели подозрительно настоящими, дополняли этот наряд.