Деанна сразу же монополизирует микрофон для первых нескольких песен, подталкивая людей к дуэтам с ней. Шум беззастенчиво выплескивается в коридор, потому что официант, доставлявший наши напитки, оставил тяжелую звуконепроницаемую дверь открытой.

— Приятно, что ты можешь выставить себя дураком только перед своими знакомыми, а не перед незнакомцами, — шутит Совен, вставая, чтобы закрыть дверь, но беззаботный эффект несколько портится общим зловещим ощущением, который он повсюду таскает за собой.

— Да, это действительно важно, что я ставлю себя в неловкое положение только перед вами, — добавляю я в ответ, проходя мимо него, но юмор покидает мои слова на середине. На самом деле это не шутка.

На самом деле я всего лишь хочу быть дурочкой и ставить себя в неловкое положение перед людьми, которых я знаю и которые мне нравятся. Ну, может быть, за исключением Деанны, она действительно не соответствует этим критериям. Я имею в виду, что большинство коллег часто не более чем незнакомцы. Меня действительно так сильно волнует, что они обо мне думают?

Вещи, от которых я морщусь, кажутся мне не такими страшными, когда я рядом с людьми, которые мне нравятся. И когда я действительно думаю об этом, люди, которые неоднократно видели меня в худшем или более странном состоянии и оставались со мной в эти моменты, также являются людьми, рядом с которыми я чувствую себя в большей безопасности. Трудно не думать о встрече с Владом в аэропорту и о том, как сильно я не могла дождаться, когда избавлюсь от него тогда.

Я бросаю взгляд через кабинку на Влада, глядя на него прямо, а не украдкой. Я вижу, что он изучает меня, язык его тела подстроен под мой.

Повелитель Зла, я была такой дурой.

18

Я смотрю на него слишком долго; это определенно странно, и кто-то еще, вероятно, уже заметил, но единственное, что нарушает мои размышления, — это музыка, которая подходит к концу.

Не успеваю я опомниться, как вскакиваю со стула, ныряю через стол, чтобы выскочить на маленькую сцену. Беру микрофон и быстро листаю каталог караоке, пока не нахожу знакомую песню.

— Хм, я не знаю, имел ли кто-нибудь из вас удовольствие слушать пение сирены раньше, но, боюсь, мне придется вас разочаровать.

Поднятые брови моих коллег едва заметны. Если они не знали после того, как Деанна рассказала людям, что ж, теперь они знают. Я думала, что если не позволю людям ничего знать о себе, то смогу обезопасить себя, но это было неправдой. Это просто мешало мне налаживать связи с людьми, с которыми я могла бы быть по-настоящему близка.

Меня не волнует, что я дарю Владу самые откровенные взгляды. Я достаточно часто открывала дверь в нижнем белье, так что это легко в сравнении. Действительно. За исключением того, что я пытаюсь соблазнить только одного из них, и все они вот-вот станут свидетелями этого.

Взгляд Влада устремлен на меня, яркий и любопытный. Он наклоняется ко мне, в его глазах тот же жар, который я ощущаю на своих щеках. Я стараюсь не делать ничего настолько очевидного, как теребить волосы и хихикать, и меня поражает осознание, что даже после каждого неловкого момента в аэропорту и между презентациями он продолжал разговаривать со мной. Довольно странная мысль, что кто-то может так смотреть на меня после того, как увидел мою самую грубую и смущающую сторону.

В моей груди так много тепла и благодарности, и не только от алкоголя. Я еще столько не выпила. Но он был более щедр со мной, чем я сама к себе, добрее и больше поддерживал.

Начинает играть музыка. Я несколько раз вздрагиваю от самой себя, а затем просто включаюсь в нее, как если бы я была в своей машине на автостраде, мчащейся со скоростью восемьдесят пять миль в час.

У Дженис лучшее непроницаемое лицо из всех, Кэти зажимает рот обеими руками, но ее глаза широко раскрыты, вероятно, потому, что она не знала, насколько я плохая певица.

— Она должна быть так плоха? — Кэти не удается говорить тихим шепотом. Лили, всегда милая, замолкает и толкает Кэти локтем в бок.

Это не имеет значения; выражения лица Влада достаточно, чтобы поддерживать меня. Я никогда не видела, чтобы он выглядел таким благоговейным, его глаза мягкие и обожающие, даже когда мой голос срывается через каждые несколько нот.

Я не могу оторвать от него глаз и немного потанцевать под музыку, протягивая руку в его сторону, лукаво подмигивая и погрозив ему пальцем.

Я запинаюсь на некоторых словах, куплет, текст которого я никогда не удосуживалась выучить, застает меня врасплох. Я начинаю терять часть своей громкости и, следовательно, инерции. Я на секунду запинаюсь, музыка продолжается без меня.