– Время покажет. Смотри, – тычет пальцем в бумажку, наклеенную на историю болезни. – Приведи мальчика в порядок. Смени подгузник, помой, чтобы его приняли на перевязку. А потом отвези в хирургию. Пятый этаж, четвертый корпус. Там ему обработают ногу, и вернешься сюда. Вместе с ним, разумеется.

Мальчик? Мужику лет шестьдесят и весит он килограмм сто двадцать. Более того, по виду он вообще не транспортабельный. Я физически не смогу ни перевернуть его, ни самостоятельно везти его через улицу. Ну и сука. По глазам вижу, ждет, что я взбрыкну.

– Я правильно понимаю, что мне надо отвезти его на каталке в другой корпус? Через улицу? Одной.

– Да, правильно. Вперед за работу.

– Анастасия Игоревна, думаю, юному дарованию будет куда интереснее и полезнее принять больную с волчанкой, – еще никогда голос Потапова мне не казался таким мерзким. Уничтожу, как букашку, когда появится возможность. – Когда еще увидишь такого пациента? Тем более наша санитарка уже свободна. Иди, Ариэль Константиновна. Седьмая палата, – забирает у меня историю болезни «мальчика» и вкладывает мне в руку новую.

И вроде бы надо радоваться, что не придется тащить сто с лишним килограмм, но радости совсем нет. Потому что принимать хоть какую-то помощь от этого козла еще хуже, чем плясать под дудку белобрысой. А ведь еще вчера я думала, что он вовсе не такой плохой, каким хочет показаться. Идиотка.

– Думаю, юному дарованию надо переквалифицироваться в медсестры и выполнять поручения врачей. Делать клизмы у нее неплохо получается, в отличие от осмотра и опроса больных, – вот же сука. – А диагнозы ставить – это точно не ее конек.

– Научится. Иди, – подталкивает меня, касаясь рукой моей талии. Вообще смертник, что ли, трогать меня? Еще и при белобрысой?

Каким-то чудом не произношу этого вслух.

***

Я была уверена, что никакой больной с СКВ не существует и эта свинья решил плюнуть в меня оставшимся благородством. Но нет, как только я начинаю изучать историю болезни, понимаю, что он не соврал. И пусть поступила девушка с осложнениями сахарного диабета, это не отменяет того, что у нее и вправду есть волчанка.

Не припомню, когда в последний раз чувствовала себя такой окрылённой. Да это уникум какой-то. Мечта всех студентов – поймать такую патологию. Чего не скажешь о девушке, имеющей все, что только возможно. Пытаюсь скрыть свое внезапно приподнятое настроение, чтобы не подумала чего дурного. Больному человеку не объяснить, что я радуюсь не ее болезни. Еще никогда я не проводила столько времени с пациентом.

– Думаю, Светлане уже пора отдохнуть, – дергаюсь, когда слышу позади себя знакомый голос.

– Да ладно вам, Сергей Александрович. Я впервые вижу у вас на практике заинтересованное лицо. Пускай порадуется девочка такой пациентке, как я. Да и она мне досуг скрашивает. Она, кстати, все правильно сделала?

– Скоро узнаем.

– Ну вы же смотрели, – замечательно. Он еще и наблюдал за мной. А эта тоже хороша. Хоть бы какой-нибудь знак подала.

– Все проаускультировали, Ариэль Константиновна? – жаль. Как же жаль, что рядом нет кипятка. Но объективности ради, он, в отличие от белобрысой, пока не унижает меня ни за что перед пациентами.

– Все, что надо я услышала, – на удивление спокойно произношу я, не поднимая на него взгляд.

– Расскажите мне, что именно.

Еще никогда с таким удовольствием я не отвечала на чьи-то вопросы. Наконец поднимаю на него взгляд. Выкуси, козел.

Не знаю, чего ожидала, но точно не выражение лица с неприкрытой насмешкой. И где я накосячила?

– Далеко не все.

– Светлана, – кажется, они знакомы очень хорошо, учитывая, что она без слов понимает, что Потапов просит ее поднять футболку. – Вот здесь аускультируй. Внимательнее.

Я бы могла сделать вид, что слышу и кивнуть на его «слышишь?». Но, видимо, актриса из меня никакая, раз он понимает все без слов.

– Возьми мой, – протягивает мне свой фонендоскоп. Этот неловкий момент, когда и двинуть ему хочется, и поглубже вдохнуть запах его парфюма. Или кондиционера. Фиг разберешь. Куда бы проще было, если бы от него несло сигаретами. – Вот здесь, – обхватывает мою ладонь и направляет ее чуть выше.

То ли на моем лице все отражается, то ли он умеет читать мысли, но он более не повторяет слышу ли я.