12

В июне 1942 года капитан Каштанкин стал командовать отдельной штурмовой авиаэскадрильей. Летчики наносили удары по наземным войскам противника, скоплению судов в портах Керченского и Таманского полуостровов. За короткое время эскадрилья капитана Каштанкина потопила 12 транспортов, уничтожила 63 самолета и немало другой вражеской техники и живой силы."

Как всегда, получив в штабе задание, Каштанкин поспешил на самолетную стоянку. Двигатель его "ила" работал на полных оборотах. "Механик включил форсаж", - подумал он, вслушиваясь в рев мотора. Идущая от вращающегося винта упругая воздушная струя подхватывала пыль и сухую траву и, поднимая их ввысь, несла к другому концу аэродрома.

–  Самолет к полету готов, - доложил летчику, спустившись с плоскости, авиамеханик и, улыбнувшись, добавил: - Мотор - зверь, работает как часы.

Капитан тоже улыбнулся. Слишком уж несовместимыми ему показались слова "зверь" и "часы". Он хотел сказать об этом механику, но передумал: не стоило тратить время на не относившиеся к делу разговоры. Летчик поднялся в кабину и двинул сектор газа вперед, самолет вырулил к старту.

Взлетев, Каштанкин повел свою машину над краем аэродрома, а когда круг замкнулся и он повернул к фронту, за ним легли на курс и остальные шесть "илов". За облаками штурмовики пересекли передний край и стали снижаться.

Он повидал уже немало фронтовых дорог с глубокими колеями, с остовами сгоревших автомашин и танков по сторонам и близ обочин. Теперь его интересовал не железный лом, а конкретная цель.

Штурмовики пробились сквозь облачность, и широкая степь, перечеркнутая черной ленточкой дороги, открылась до самого горизонта.

Капитан сразу увидел то, что они искали: колонну крытых автомашин. Он немного развернул самолет и начал пикировать. Первая бомба взорвалась рядом с головным грузовиком, который тут же перевернулся, будто бы не многотонная машина, а легкий спичечный коробок, и запылал желто-черным пламенем. Другие автомобили стали сворачивать в сторону. Гитлеровцы попрыгали на дорогу, разбежались по кюветам. Но пушки и скорострельные пулеметы "илов" косили убегавших фашистов. Десятки вражеских солдат остались лежать у обочин;

Вперед удалось вырваться лишь одному грузовику. Круто обойдя горящие машины, снова выскочил на дорогу и помчался дальше. Обстановка для его атаки была самой простой - одиночная машина и нет зенитного огня.

–  Атакуй! - приказал Каштанкин ведомому младшему лейтенанту Хромову, пришедшему недавно в эскадрилью из училища.

Наблюдая за его действиями, готовый прикрыть ведомого в случае опасности, Каштанкин заметил, что Хромов пикирует слишком круто. "Промажет", - подумалось, но вмешиваться в действия ведомого было поздно. Водитель грузовика дал полный газ, машина рванулась вперед, и в этот же миг Хромов открыл но ней огонь...

Слишком резко вывел ведомый свою машину из пикирования.

–  Порядочек в летных частях? - спросил разгоряченный боем младший лейтенант, когда они вернулись на аэродром.

–  В основном, - нехотя ответил капитан. Каштанкин понимал: сказал не то, что думал, а такой ответ ничего не даст для учебы. Но не решился сразу начать разговор с ошибок летчика. Вообще стоит ли ему говорить о слишком крутом вираже - ошибка не велика и цель поражена?

–  Идите обедайте, - сказал Виктор Николаевич, - потом поговорим.

О чем же будет он говорить с молодым летчиком? Ему прежде всего помощь нужна, поддержка. Но и учеба - тоже.

–  "Стоял он, дум великих полн", - услышал Виктор Николаевич знакомый голос комиссара полка Салова, которого знал еще по Балтике.

–  Думы, товарищ батальонный комиссар, о прошлом вылете, о ведомом, как помочь ему лучше.

–  Разговор, вижу, серьезный. Пойдемте ко мне, обмозгуем вместе.

Капитан подробно рассказал о бое, о неполучившемся разговоре с ведомым и своих размышлениях после полета.

–  Для начала скажу, что тут лобовой атакой делу не поможешь, - заметил батальонный комиссар. - Зачем вчерашнего курсанта ругать. Хорошо что вы об этом подумали. Ход нужно найти, чтобы рос человек.

–  Какой? - нетерпеливо спросил Каштанкин.

–  Если бы мы с вами знали все рецепты на разные случаи жизни, как легко и просто было бы работать, - улыбнулся Салов. - Хотя случай ваш, понятно, не самый сложный!

Виктор Николаевич подумал, что батальонный комиссар уже много раз говорил подобное. "Сказал, лишь бы не угас разговор, а сам думает, как помочь молодому летчику и мне".

–  Есть такой термин в авиации - "потолок", - продолжал Салов.

–  Понимаю, наибольшая высота, на которой способен действовать самолет, - усмехнулся Каштанкин, еще не догадываясь к чему клонит комиссар.

–  Потолок подъема машины ограничен техническими возможностями. Так?

–  Согласен, - ответил Виктор Николаевич.

–  А потолок роста летчика, его знаний, мастерства? Это зависит прежде всего от стремления достигнуть большего.

Виктор Николаевич уловил главную мысль политработника. Беседу с ведомым надо повернуть так, чтобы он понял: успеха добивается тот, у кого выше личный потолок. Надо развивать стремление к знаниям, быть строгим к успехам и промахам своим и молодежи.