Это первый раз, когда он прикасается ко мне с той ночи в его кабинете.

При мысли об этом у меня в животе становится теплее, бедра подергиваются, когда внутри разливается жар.

– Сайлас, – я прочищаю горло. – Насчет той ночи. Я…

– Ну, Джеймс, я никогда не думала, что доживу до этого дня! – голос, как скрежет ногтей по доске прерывает мой словесный понос. – Нам наконец-то удалось выследить счастливую пару!

Я заметно вздрагиваю, когда вижу, как Реджина и мой отец расталкивают толпу, шагая в паре, пока не оказываются перед нами. На ней шляпа с перьями, и она очень похожа на какаду.

Сайлас, всегда чувствующий язык моего тела, интимно обнимает меня за талию, кладет ладонь мне на бедро и притягивает к себе.

– Реджина Уиттакер, – она протягивает ему руку. – Приятно, наконец-то, познакомиться с тобой.

Сайлас берет ее за руку и из вежливости пожимает ее. Что мне действительно нравится в этом парне, так это то, что он никогда не заставляет себя улыбаться. Я имею в виду, что на самом деле у него на лице нет никаких эмоций, но мне нравится, что он не меняется в общении с разными людьми.

Сайлас – это Сайлас.

Что видишь, то и получаешь.

Но со мной все по-другому. Как будто это утверждение неприменимо, когда мы наедине. Иногда, Сайлас – это кто угодно, только не Сайлас. Он совсем другой.

Он из тех мужчин, которые покупают целую коллекцию твоих работ, потому что не хотят, чтобы у кого-то были те твои сокровенные частички, которые ты добровольно отдаешь людям. Он хочет, чтобы они были только у него.

– Джеймс.

Челюсть моего фальшивого мужа сжимается, когда он пожимает руку моему отцу, в его глазах знающий блеск, затаившаяся угроза. Сайлас знает моего отца; Джеймс даже не подозревает, насколько хорошо.

– Коралина, что это за наряд? У тебя не было времени переодеться перед мероприятием?

Я опускаю взгляд на поношенный джинсовый комбинезон и белую футболку.

– Это благотворительная акция, Реджина. Всем наплевать на мою одежду.

– Дорогая, этот рот, клянусь, – она наклоняется ко мне, касается моей щеки и качает головой. Я едва удерживаюсь, чтобы не откусить ей палец, когда она отстраняется. – Как у вас двоих обстоят дела с семейной жизнью? Лилак не слишком мешает? Я пыталась объяснить Коралине, что такому мужчине, как ты, нужно личное пространство.

Я пытаюсь скрыть шок на своем лице. Она заигрывает с ним? Передо мной? Перед моим отцом?

– Нам нравится, что она с нами. Она замечательная.

– Что ж, я надеюсь, что они обе заботятся о тебе. Я пыталась убедиться, что Коралина знает, как вести домашнее хозяйство, но она всегда была так увлечена своими маленькими рисунками.

Каждый раз, когда она открывает рот, я вспоминаю, почему мне хочется заткнуть его.

– Те маленькие рисунки, которые были проданы за полмиллиона долларов в мой выпускной год в старшей школе? – огрызаюсь я, кладя руку на живот Сайласа в защитном жесте, чувствуя, как под рубашкой проступает его пресс. – Мы заботимся друг о друге, Реджина.

– Я в этом не сомневаюсь, – она кивает, разглядывая меня так, как смотрела, когда я будучи подростком, спускалась по лестнице, оценивая каждый фунт моего веса, каждый предмет одежды.

– Сайлас, – мой отец прочищает горло. – Мы были бы рады пригласить вас как-нибудь на ужин. Наш шеф-повар готовит первоклассные ребрышки, которые прекрасно сочетаются с бутылкой шотландского виски. Ты любишь односолодовый виски?

– Я пью бурбон, – мышцы на его челюсти подергиваются, голос ровный, как жидкая ночь. – И я не ем мясо.

Я пытаюсь скрыть шок на своем лице, но мне это удается с трудом, когда я смотрю на него. Про бурбон я знала. У него в кабинете стоит тележка, в которую каждый вечер кладут лед, но мясо?

– С каких пор? – спрашиваю я.

Сайлас опускает взгляд, суровость в его глазах смягчается, и, как будто в этом нет ничего особенного, как будто это самая простая вещь в мире, он говорит:

– С тех пор, как ты сказала мне, что тебе не нравится запах.

Он выглядит почти оскорбленным, что я вообще могла думать иначе. Как будто само собой разумеющееся, что если мне что-то не нравится, то и ему это не понравится.

Я немного таю под взглядом этих темно-карих глаз, и мое сердце сжимается в груди. Это такой маленький жест, но это самое доброе, что кто-либо когда-либо делал для меня.

Моя рука, лежащая на его животе, скользит вверх к груди, и, хотя мои родители наблюдают за нами, я не могу удержаться от того, чтобы приподняться на цыпочки и поцеловать его в уголок рта.

Целомудренная и быстрая благодарность без слов.

– Похоже, нам не придется долго ждать внуков, Джей.

Тепло моего тела разливается ледяным холодом. Я опускаю ноги на землю и, прищурившись, смотрю на нее.