Ресторане заволокло полумраком, и вокруг нас начало собираться много народу. Я посмотрела на часы и сказала:

— Уже поздно, — в надежде, что он поймет намек.

Он понял это. Ему просто было все равно. И он не посмотрел на меня, когда откинулся на спинку стула и пробормотал:

— Недостаточно поздно.

Я попыталась снова.

— Они закрываются.

И жесткий взгляд, устремленный на меня, был смертельным.

— Они останутся открытыми для меня.

Верно. Конечно, они бы так и сделали.

Итак, мы остались. Мы оставались до тех пор, пока все не ушли, и единственным освещенным пространством в ресторане был теплый свет над нами вместе с маленькой чайной свечой, мерцающей в стакане в центре нашего стола. Время шло, и я утратила часть лоска, откинулась на спинку кресла, прикрыла рот тыльной стороной ладони и слегка зевнула.

Я превратилась из беспокойной в скучную.

Мой взгляд пробежался по толстым серебряным кольцам на каждом из его пальцев, маленькому серебряному кольцу в одном ухе, тонкой женственно выглядящей цепочке и серебряному распятию на его шее. Его идеально уложенные волосы, аккуратно подстриженная борода и полуночный взгляд.

Послушайте, я была измотана, и отчасти винила в своих словах этот факт. Я также выпила пару бокалов вина. Итак, я задумалась вслух:

— Знаешь, если бы ты пригласил меня на свидание, я бы сказала «да».

Тогда его взгляд слегка смягчился, но слова не соответствовали чувствам.

— Я не хожу на свидания.

— Нет. — Я оглядел его с ног до головы. — Не думаю, что тебе пришлось бы это делать.

И когда до него дошло понимание моего несдержанного заявления, его губы расплылись в медленной улыбке, обнажая прямые белые зубы и острые клыки. Он подмигнул мне, и мои внутренности слегка задрожали.

По прошествии, казалось, нескольких часов Роам наконец посмотрел на часы и признал:

— Я думаю, что мы достаточно долго бездельничали. Они уже должны быть милыми и разгневанными. Пора идти.

Никогда не спорьте с сумасшедшим. Когда он подошел и отодвинул мой стул, я встала и позволила ему вести меня, положив руку на мою поясницу, пока он благодарил владельцев, сунув им пачку банкнот, прежде чем проводил меня до своей машины.

Поездка домой прошла тихо и без происшествий, и когда мы, наконец, добрались до моего дома, я не выходила из машины, пока Роам не подошел, чтобы открыть мою дверь. Он закрыл ее за мной, и поскольку теперь я знала его лучше и не хотела злить, я ждала, пока меня отпустят.

Роам загородил меня стеной своего тела, долго смотрел на меня, и его слова удивили меня.

— Я таблетка. Такая, что застревает в горле. Душит тебя на пути вниз. — Его брови нахмурились. — И ты не такая, как я думал. Ты словно из история с Грейс Келли. Элегантная. Уравновешенная.

Это был комплимент?

Боже, я хотела, чтобы это поскорее закончилось.

— Я хорошо провела время. Спасибо тебе.

Он даже не пытался скрыть ухмылку.

— Нет, ты этого не делала, но это то, о чем я говорю. Ты вежлива. Мне это нравится, — его ухмылка исчезла, уступив место внезапной хмурости. Слова были сказаны тихо и заставили все мое тело покалывать. — Ты хорошая девочка, не так ли?

Почему это заставило меня чувствовать себя слабой?

Лучше спросить, почему я облизнула губы?

О, нет. Что здесь происходит?

Прищуренный взгляд Роума проследил за моим языком, и когда он приблизился, я забыла дышать. Его лицо опустилось, и я бессознательно потянулась, чтобы положить руку ему на грудь. В оцепенении я закрыла глаза, когда мои пальцы скользнули по его рубашке спереди, и когда он схватил меня за запястье, сжав его достаточно сильно, чтобы образовался синяк, мои глаза распахнулись, и я уставилась на его злобное выражение с открытым ртом.

Его ноздри раздувались, когда он произносил слова.

— Я не люблю, когда ко мне прикасаются.

Боже мой.

Это было так, как будто я была околдована. Мое сердце учащенно забилось, когда я поняла, что я почти сделала. Я чуть не поцеловала этого психа.

Неужели я так отчаянно нуждалась в любви?

Боже. Никто так отчаянно не нуждался в привязанности.

Мои глаза были широко раскрыты, голос звучал шепотом.

— Мне жаль.

Ответ, казалось, успокоил его, потому что его лицо смягчилось, и он отпустил меня. Отступив назад, я осторожно, пытаясь успокоить жжение, потерла воспаленное место, которое он сжимал. И он заметил.

Сотня мыслей промелькнула у меня в голове, и, как будто он мог прочесть каждую из них, бесстрастные черты задержали меня, когда он грубо произнес:

— О, детка, нет. Не делай этого с собой. Доверься мне. — Он вернулся к водительской стороне и открыл дверь, его обсидиановый взгляд опасно потускнел. — Меня нельзя исправить.

Он скользнул внутрь, закрыл дверь и уехал, не оглядываясь. И все же я стояла и отчаянно пыталась думать о том, что только что произошло.

В тот момент, когда я открыла дверь, Вик уже был там, ходил по коридору и ждал. Он шагнул ко мне, и первое, что вырвалось у него, было: