— Серж, — ласково позвала его я, но он даже не пошевелился, крепко вцепившись в руль руками. — Серж, успокойся, не думаю, что он решится прийти сюда ещё раз, — я нежно погладила его по плечу, потом по руке, по пальцам.

Муж повернулся ко мне лицом, но пустой взгляд выдавал то, что мысли его были где-то далеко.

— Слав, — после долгого молчания, наконец, произнёс он. — А ведь он хотел, чтобы мы его пожалели. Понимаешь? Он взял свою дочь из детдома и хотел, чтобы его все жалели, говорили, какой он молодец, предлагали помощь, поддержку, да что угодно. Он её в первый раз бросил, и во второй раз бросит. Она ему не нужна. Ему насрать на неё. Похрен. Вообще. Совершенно.

Он с силой ударил обеими руками по рулю и злобно зарычал. Я впервые видела своего мужа в таком состоянии. Он был словно загнанный в угол зверь, который никому не верит и готов рвать руки даже тех, кто протягивает ему мясо.

Мне стало страшно, и я молча сидела, стараясь дышать, как можно тише и не шевелиться. Он сейчас придёт в себя. Пройдёт несколько минут, и он остынет, станет спокойным, сможет объяснить этот резкий выпад агрессии.

— Козёл, — выругался Серж, и неожиданно для меня нажал кнопку и опустил спинки сидений горизонтально. — Не могу никуда ехать, прости. Надо успокоиться.

Я отстегнула пряжку натянувшегося защитного ремня и повернула голову к мужу. Серж смотрел в потолок и молчал.

— Хочешь, поговорим? — предложила я.

— Я думаю, — отозвался он.

— О чём? — мне казалось, что если мы сейчас будем хотя бы перебрасываться ничего не значащими фразами, то концентрация внимания с Виктора уйдёт, и Сержу буде полегче.

— О жизни, — отстранённо проговорил он и снова замолчал.

Я тоже молчала. Наблюдая за выражением его лица, я видела, как оно из гневного переходит в задумчиво-равнодушное. Это хорошо.

— Прости меня, что я разрешила его впустить. Не надо было этого делать.

— Брось, сейчас или потом, это всё равно бы случилось. Он всё равно бы пришёл. Это такая категория людей, они не любят сами, им обязательно нужно показывать куда идти. Знаешь, я не удивлюсь, что его сюда жена отправила.

— В смысле, — не поняла я.

— Ну помнишь, что он говорил про скандалы в доме? Она его довела и идейку подбросила, вот он и пошёл. Слабак.

— Да, — вздохнула я, — только страдает в этой ситуации ребёнок, ей итак в жизни не повезло, а тут ещё такой папаша.

Я с надеждой посмотрела на мужа, а вдруг он думает в ту же сторону, что и я, но Серж уже собрался с мыслями и возвращал нас в вертикальное положение.

— Ладно, это всё лирика, — повернул он ключ в замке зажигания, заводя машину. — Ничего, я за ним присмотрю.

— Как? — удивилась я.

— Очень просто, я тебе потом всё расскажу, не переживай, а сейчас поехали на скрининг, а то мы итак уже опаздываем.

Машина плавно тронулась с парковки, и мы с мужем помчали к клинике, в которой у нас была намечена процедура. Конечно, Виктор своим явлением не слабо подпортил общее настроение, но Серж больше его не вспоминал, и всю дорогу мы разговаривали исключительно про пол нашего первого ребёнка.

После клиники, мы с Сержем поехали домой. Скриннинг нам сделали быстро, медсестра попалась приветливая и очень много говорила о детках. Не смотря на все радужные прогнозы, на которые нас настраивала медработник, мой муж на глазах становился всё смурнее. На обратной дороге он вообще был очень молчалив, я пыталась разговорить его разными темами, но он будто погрузился глубоко в себя и не реагировал на мои вопросы. Лишь когда мы вошли в квартиру и разделись, Серж уверенно сказал:

— Да, Ярослава, ты права.

Это было настолько неожиданное заявление, что я даже открыла рот, не зная, чего ожидать.

— Ты знаешь, я долго думал, взвешивал, прикидывал как лучше, и решил.

— Что ты решил? — переспросила я и на всякий случай присела на пуфик в коридоре, потому что вид у Сержа был очень решительным.

— Знаешь, почему я сегодня так несдержанно повёл себя с этим Виктором?

Я отрицательно покачала головой и одновременно пожала плечами.

— Он меня выбесил, я словно снова оказался по ту сторону изгороди детдома, наблюдая за тем, как уходит Миха, и забирают Машку, Лёху, других детей. Тетя Зина говорила мне, чтобы я был хорошим, вёл себя спокойно, не дрался, тогда меня возьмут в семью, но меня не брали. Я был пай-мальчиком, я держался изо всех сил, терпел тычки, старался не отвечать агрессией, но меня всё равно не забирали. Они приходили, смотрели мне в глаза и отворачивались. Я был не такой, они интуитивно это чувствовали. Я тоже это почувствовал, но позже. Я понял, что ни одна моя попытка стать таким, кого от меня ждут, не закончилась успехом. Мимо меня всегда проходили мимо.

Я смотрела во все глаза на Сержа и не понимала, как его драки в месте, где он провёл своё детство, связаны с Виктором и сегодняшним инцидентом.

— Она тоже не такая как все. Она не сможет быть такой, какой её хотят видеть. Никогда. Мимо неё всегда будут проходить мимо, не возьмут, и больше скажу, её даже не пожалеют.

Внутри меня нарастал огромный комок жалости, который колючей сухостью шкрябал горло и не давал произнести не звука, хотя мне очень хотелось пожалеть своего мужа. В теле была слабость, руки безвольно лежали на коленях, я не могла встать, а только смотрела на Сержа, слушала его слова и моргала глазами, чтобы сдержать набежавшие слёзы.