Шрифт:
Он не имел ничего. Он не мог кого-то побить или унизить. Не мог толкать пафосные фразы и выкрикивать: «Да ты знаешь, кто я такой?», но…
[Ияков: …]
Даже так, этого было достаточно для того, чтобы он был счастливым… Как Мальрану хватало его помощи с обгоревшими детьми…
[Ияков: …]
У меня было столько всего… Я был сильным, но я гнался дальше. Меня любила Луза, но я гнался дальше. Со мной пытались сдружиться Тит и Вигир, но я гнался дальше. Я был сильным и могущественным, но я гнался дальше.
[Ияков: …]
Ну вот и прибежал. Теперь у меня нет никого и ничего…
[Ияков: …]
Теперь я понимаю, что говорил пророк про то, что не стоит себя корить… Смысл на себя ругаться, попутно продолжая нестись вперёд…
[Ияков: …]
У меня нет ничего, и я наконец-то должен остановиться… Просто, блять, остановиться… И научиться быть счастливым прямо сейчас.
[Ияков: …]
Это небо… Такое чистое… Раньше я боялся облаков… За ними всё так было пусто, что казалось, что рваться уже некуда, что побеждать больше некого… Я боялся этой синевы, но теперь я люблю её…
[Ияков: …]
Наверно, про это и хотел сказать мне Луза.
[Ияков: …]
…
[Ияков: …]
…
[Ияков: …]
Осталось лишь подмести следы и наконец-таки уйти на покой.
***
[Лондауэр: Ну же, мистер Аймар, не томите меня: что там случилось?]
Король всё также сидел на своё троне в душном громадном зале, но его нога непроизвольно стучала по полу, а сам он вытягивался вперёд, будто пытаясь что-то рассмотреть.
[Аймар: Всё вышло, как никогда, отлично. Вероятность неудачи была практически ровна нулю, учитывая самоуверенность Иякова, так что мы успешно поглотили его силу.]
[Мэнхэрд: Поглотили?]
Рядом с отцом стоял его кудрявый черноволосый сын, который наоборот был несказанное рад и выглядел так, словно уже готов был бежать и праздновать.
[Аймар: Всё верно. Сила, данная ему, принадлежала тому предтечу, что создал Порядок – технически, богу. Тем не менее, сила принадлежала ему, так как он был более того достоин, а это значит, что нам надо было лишь сделать нечто более достойное, чем он.]
[Лондауэр: Это невозможно.]
[Аймар: Почему же? Мать Иякова до сих пор жива, и базовые законы селекции и генетики никто не отменял: надо было лишь создать хоть самую малость более совершенную версию нашего с вами уничтожителя королевств, и положительный результат не заставил себя долго ждать.]
[Лондауэр: …]
[Аймар: Теперь вся мощь Иякова, мощь бога… Принадлежит ему.]
Двери в зал распахнулись, и в помещение медленно и уверенно вошёл высокий лысый мужчина с голубыми глазами и высокомерным взглядом. Из его спины торчали крылья, а над головой порхал светящийся нимб.
[Лже-Ияков: Рад с вами познакомиться, мистер Лондауэр.]
[Аймар: Вы уж простите его за такой, возможно сумбурный вид – это излишки моей фантазии. Мне показалось, что новому богу положено выглядеть соответственно.]
[Лондауэр: …]
Хоть Мэнхэрд вместе с учёным и были безумно рады, но король всё равно сидел весь мрачный, находясь в тяжёлых раздумиях.
[Лондауэр: Как мне теперь тебя звать?..]
[Лже-Ияков: Я предпочту имя «Адам».]
[Лондаур: Адам?]
[Адам: Да, Адам. Услышал это имя из одной старой легенды про первого человека.]
[Лондауэр: Адам… Скажи мне… Кому теперь ты служишь?..]
[Адам: Никому. Аймар сказал, что я буду волен, как только стану богом.]
[Лондауэр: В таком случае какие твои намерения?]
[Адам: Я пока ещё не решил.]
[Лондауэр: И зря. Тебе надо решать быстрее.]
Лондауэра можно было понять. Вместо того, чтобы устранить великую силу, учёный просто переместил её в новое тело. Никто не мог гарантировать, что этот Адам не начнёт убивать всё и вся уже завтра.
[Аймар: Вы просто вдумайтесь, Ваше Величество, теперь у этого мира есть самый настоящий Бог! Я всю жизнь, всю свою сознательную жизнь мучил себя вопросом: есть ли бог, и вот: я его встретил. И даже если у меня и появится вопрос: кто был прежде бога и кто его создал, то ответ есть - я.]
[Лондауэр: Наверное… Вы правы… В таком случае, я хочу выразить вам огромную признательность…]
[Аймар: Не стоит. В конце концов, это наше общее дело…]
И жили они все долго и счастли…
[Адам: …]
Адам двинул рукой и оторвал голову щуплому старичку, сидевшему на инвалидном кресле.
Глаза мужчины светились белым, а его крылья полыхались светом, словно в каждом пёрышке было спрятано по солнцу. Улыбка пропала с его лица, и он только взирал своими фонарями на окружающую его действительность.