Среди его коллег было много предположений относительно его поступка. Вопреки его обыкновению, в его загородном доме больше не было ни приглашенных гостей, ни званых обедов, ни каких-либо празднеств – его окружило таинственное одиночество. Однако ходили слухи, что он проводил много времени, отлавливая живые образцы животных, и напрашивался вывод, что видимое бездействие на самом деле было важным звеном в какой-то новой научной цепочке, которую он создавал. Уединение, в котором он проводил свои эксперименты, только увеличивало всеобщее любопытство. Было ли это ожидание просто фантазией? Была ли его добровольная изоляция посвящением науке из любви к самой науке, или это была просто очередная глава в романе его жизни?

Личная дружба дала доктору Гранту представление о движущих силах в жизни Ричарда, которые исключали любое подозрение в виновности.

– Поступок, в котором его обвиняют, несовместим с его характером, – сказал доктор, – и, следовательно, преступником является какой-то другой человек.

Логика этого заключения была понятной, но даже логика должна уступить силе судебных постановлений, и когда пришло роковое известие о том, что в новом судебном разбирательстве было отказано и губернатор отказал в помиловании. Доктор Грант решил бросить всю свою энергию и силу на борьбу за жизнь или, скорее, на борьбу со смертью! Он будет сражаться с помощью любого инструмента, находящегося в пределах его досягаемости. Он бы приостановил действие самих законов Природы, если бы это было в возможностях нынешних научных достижений, чтобы победить эту явную судебную ошибку.

Близость его загородного дома к большому пенитенциарному учреждению в Синг-Синге, в трех часах езды от Капитолия штата, куда он часто ездил в качестве ходатая, логично сделала его центром готовящихся и возможных операций. Удаленное от оживленных магистралей и находящееся под усиленной охраной, оно обеспечивало большую приватность для исследовательской работы, чем многолюдные помещения его городской лаборатории. Однако о том, что происходило в его таинственных покоях, можно было только догадываться исходя из косвенных сведений; но дело в том, что доктор Грант чувствовал, что он находится накануне самого колоссального открытия всех времен – открытия, настолько потрясающего по возможностям, как для зла, так и для добра, что ему было трудно определиться с тем, чего он все же больше боялся – неудачи или успеха!

Губернатор Мэннинг не был жестокосердным, но он был решительно твердолоб, когда сталкивался с долгом перед государством. Он отказался поддаться своим собственным порывам симпатии с решительным видом, который больше не оставлял сомнений в окончательной судьбе обвиняемого.

– Решения судов должны быть окончательными, – сказал он, – если мы хотим обуздать преступный элемент, и это не сможет быть реализовано до тех пор, пока губернаторы используют свои полномочия по помилованию, чтобы аннулировать вердикты присяжных и решения наших судов, тем самым заставляя потенциальных преступников надеяться на снисхождение в суде, в случае их обвинения и осуждения. Дверь надежды должна стать закрытой для человека, который замыслит преступление.

Дальнейшие попытки добиться снисхождения казались тщетными, поскольку ни одна улика не указывала на настоящего убийцу, если Ричард не совершал преступления, и оставалась слабая надежда на обнаружение новых улик в течение тридцати дней, оставшихся до казни. Только чудо могло спасти его, и в то время как жена и друзья горячо молились о том, чтобы это чудо свершилось, изобретательность медицинской учености тайно противостояла гению закона. Которому было суждено победить?

Оставшаяся часть жизни Ричарда прошла без происшествий, за исключением плодотворной темы для разговоров из-за его связи с деятельностью доктора Гранта, чья скрытность привели к тому, что он стал известен как Человек-загадка. Изменившийся духовный настрой Ричарда, как уже отмечалось, усилил ощущение таинственности. Его внезапный и почти жизнерадостный оптимизм стал источником многочисленных рассуждений и споров среди студентов-криминалистов. Если он и испытывал какую-то горечь в сердце из-за своей судьбы, то успешно скрывал это. Показательным также было полное отсутствие с его стороны той духовной подготовки, которая характерна для обитателей камеры смертников. Доктор Грант был его единственным утешителем, и было заметно, что после каждого визита дух Ричарда поднимался. Неужели суровая реальность смерти стала для него просто величайшим приключением в жизни, которого он ждал с радостным предвкушением? Или он поделился со своим советником каким-то секретом, который все еще мог его спасти? Было ли его безразличие просто маской, а спокойствие – выражением надежды? Можно было бы предположить, что таково было его душевное состояние, если бы не последовавшее за этим удивительное заявление.

За несколько дней до казни Ричард обнародовал пункты своего завещания, согласно которому его имущество в равных долях переходило к его вдове, ребенку и брату. Он был доволен завещанием, но выразил желание вписать в него дополнение, касающееся его тела. Как осужденный преступник, известный в законе как civiliter mortuus, что означает, что он был мертв в гражданском порядке, его право на изменение его завещания могло быть оспорено, но поскольку оно носило характер предсмертной просьбы, не влияющей на действительность первоначального документа, его желание было уважено и в присутствии свидетелей следующее дополнение было должным образом оформлено.

"Мое предсмертное желание состоит в том, чтобы мое тело было доставлено доктору Роберту Гранту, моему самому верному другу, сразу после смерти, чтобы он использовал его для научных экспериментов таким образом, каким он может пожелать."

(Подпись) Ричард Эймс.

Вышеупомянутая просьба на следующий день стала главной утренней темой обсуждений для всей страны, поскольку узнавшие её первыми быстро почувствовали ее новостную ценность. Едва чернила высохли на подписи Ричарда, как телеграммы сообщили миру об этой странности в деле, история которого представляла собой череду необычных событий. Это был "материал для первой полосы", потому что он противоречил обычному обращению с мертвыми, о правильности которого у большинства читателей бессознательно сложилось мнение самого положительного характера. Общие верования человечества находят выражение в их обычаях не как результат сознательного мышления, основанного на абстрактных принципах, а через те бессознательные выводы из ежедневных наблюдений и опыта, которые находят пристанище в подсознательных способностях ума. Эти выводы остаются неизменными до тех пор, пока события следуют обычным курсом, но интуитивно реагируют на любое отклонение от нормы. Таким образом, новизна просьбы Ричарда привела ее в противоречие с этим качеством человеческой натуры, потому что уважение к мертвым – это практически универсальное чувство, степень которого измеряется только благоговением, с которым воспринимается сама смерть. Следовательно, общественность возмутилась предложением, которое шокировало их моральные чувства, поскольку дружба Ричарда и доктора Гранта была изображена в таких идеалистических тонах, что произошедшее казалось абсурдным и послужило лишь сгущению тумана таинственности, который окутывал дело с самого начала.