Повар постучал по котлу:

– Суп готов! Подходите, подходите!

Множество бродяг, которые валялись поблизости и искали вшей, кое-как поднялись на ноги и поплелись к нему с плошками в руках.

Чума прервала течение жизни целого города, и такая спонтанно организованная кухня и впрямь могла спасти немало жизней.

Увиденное лишь укрепило решимость Шэнь Цинцю: они просто обязаны как можно скорее отыскать причину чумы. Стоило ему повернуться, чтобы уйти, как кто-то направился прямиком к нему. Судя по всему, это была древняя старуха – скрючившись, она опиралась на клюку, а её руки тряслись так, что казалось, зажатая в одной из них плошка того и гляди вывалится.

Шэнь Цинцю хотел было уступить ей дорогу, но, видимо, она была столь дряхла или измождена голодом, что не удержалась на ногах и упала прямиком на него.

Он поддержал её, и старуха пробормотала:

– Простите… Простите… Совсем выжила из ума на старости лет… – Она поспешила прочь, явно беспокоясь, что на неё не хватит супа.

Шэнь Цинцю сделал пару шагов, но внезапно вновь замер на месте.

Что-то здесь было явно не так.

Старушка выглядела хрупкой, словно любой порыв ветра мог сбить её с ног, – почему же, когда она врезалась в Шэнь Цинцю, ему показалось, что веса в ней больше, чем в здоровом мужике?

Он резко обернулся, но в толпе людей, наперебой тянущих плошки к котлу, не нашёл и следа той «старушки».

Влево отходила «цветочная аллея» [5] . Устремившись туда, Шэнь Цинцю мельком заметил согбенную фигуру в самом конце улицы.

«Едрить твою налево, эта карга рванула не хуже, чем спринтер на спурте [6] стометровки! Вот тебе и бабуся! Должно быть, меня только что подвели глаза!»

Шэнь Цинцю со всех ног бросился за ней, кляня себя за то, что не сразу почуял неладное, – впрочем, стоило ли винить себя в недостатке бдительности в этом городе, где, куда ни глянь, наткнёшься на подозрительного вида сгорбленных людей, с ног до головы закутанных в чёрное?

На бегу он ощутил лёгкий зуд на тыльной стороне запястья и поднял руку, чтобы посмотреть, в чём дело.

Эта рука воистину была отмечена печатью несчастья: сперва в ней понаделал дырок старейшина Тяньчуй, а теперь на ней пышным цветом распустилась красная сыпь!

И, к слову, этой самой злополучной рукой он некогда, поддавшись соблазну, кликнул на «шедевр на все времена» – «Путь гордого бессмертного демона»! Воистину, стоило отрезать её уже тогда!!!

Отвлёкшись, он непроизвольно замедлил шаг, и тут его посетило безошибочное ощущение, что ему прямо в макушку летит ци меча. Раскрыв веер, Шэнь Цинцю приготовился отразить удар.

– Кто здесь?! – потребовал он.

Нападающий тут же спрыгнул с крыши соседнего здания. Едва они оказались лицом к лицу, у Шэнь Цинцю само собой вырвалось:

– Гунъи Сяо?

Молодой человек тут же опустил меч.

– Старейшина Шэнь? – Изумления в его голосе было куда больше, чем радости.

– Он самый. А ты какими судьбами здесь оказался? – Едва вымолвив это, Шэнь Цинцю припомнил, что Ян Исюань упоминал про адептов дворца Хуаньхуа, которые прибыли в Цзиньлань по подземной реке вслед за ними, – должно быть, в их числе был и Гунъи Сяо. – Дворец Хуаньхуа поручил тебе возглавить разведывательную группу?

– Этот юнец и впрямь был направлен, чтобы расследовать происходящее в городе, однако… отряд возглавляю не я, – отозвался Гунъи Сяо.

Шэнь Цинцю удивился не на шутку, ведь Гунъи Сяо был любимым учеником старого главы Дворца, и потому до появления Ло Бинхэ все безоговорочно признавали, что именно он станет предводителем следующего поколения. Даже единственная обожаемая дочь старого главы Дворца явно ему симпатизировала, так что, куда бы ни собирались молодые адепты Хуаньхуа, вести их, безусловно, должен был он. Да и кто, кроме Ло Бинхэ с его ореолом главного героя, способен одолеть Гунъи Сяо, чтобы заполучить его место?

Однако сейчас Шэнь Цинцю было не до этих соображений, так что он просто бросил:

– За ней!

Гунъи Сяо с готовностью согласился, и оба пустились в погоню.

Скрюченная фигура прошмыгнула в трёхэтажное здание. Даже снаружи ощущался разносящийся по воздуху аромат пудры, будто прекрасные обитательницы дома выступали прямо перед ними. Видимо, в прошлом это был публичный дом, но нынче его не осеняли звуки радостных голосов и игривого смеха – певчие пташки и танцующие ласточки [7] покинули его, через широко распахнутые двери виднелся лишь наводящий жуть пустой главный зал на первом этаже.

Затаив дыхание, двое мужчин насторожённо переступили порог.

Оглядев царящий здесь хаос и перевёрнутую мебель, Шэнь Цинцю обратился к Гунъи Сяо:

– Давай-ка разделимся и осмотримся. Ты проверь покои слева, а я примусь за те, что справа.

С этими словами он отодвинул ближайшую дверь веером. В сумраке он с трудом различил очертания лежащего на кровати человека. Шэнь Цинцю насторожился было, но тут же расслабился: на ложе покоился лишь скелет в одеяниях с искусной вышивкой, с отделанными жемчугом и самоцветами головными украшениями в тщательно убранных волосах. Само положение тела говорило о мирной кончине – по-видимому, одна из здешних обитательниц, предчувствуя близость смерти, причесалась и облачилась в свой лучший наряд, чтобы безмятежно отойти в мир иной во сне. Видимо, желание сохранить красоту даже в смерти – и впрямь неотъемлемое свойство женской натуры. Покидая комнату, Шэнь Цинцю со скорбным вздохом плотно прикрыл за собой дверь.