И вот сейчас в доме нет никого. На дурные мысли это наводит. Строить предположения да гадать сейчас рано. Разведать надо бы, что случилось. Порасспросить нужных людей.

– Ты Пахом… что ли? – послышался неуверенный слегка голос. Богатырь обернулся.

Позади стоял, чуть нахмурившись, парнишка лет шестнадцати от роду. Кудрявый, рыжий. На веснушчатом лице пробивалась неуверенная растительность: еще и не полноценная взрослая борода с усами, но уже и не юношеский пух, что-то среднее. Парнишка глядел исподлобья, одновременно любопытно и настороженно. Было видно, что он хочет сказать нечто важное. Вот только не знает, с какой стороны подступиться и с чего начать. Да и как полагается начинать, видать, тоже не совсем смекнул.

– Ну я… что ли, – чтобы сдвинуть дело с места, ответил Пахом. – А ты кто будешь?

Парнишка помедлил с ответом, смутился еще больше.

– Я это… – начал невпопад. Продолжил увереннее: – Иван я. Кузнецов сын.

– Иван, значит, – усмехнулся Пахом. Он вспомнил парнишку, но едва узнал. Вроде бы и времени не так много прошло, как он родные края покинул, а вон сколько всего поменялось. – Как батюшка твой, Богдан, поживает? Жив-здоров?

– Хорошо. Жив-здоров, – эхом отозвался Иван. Да, точно. Это младший сын кузнеца, рыжий нескладный Ивашка. Впрочем, нескладным он был раньше. А сейчас повзрослел. Статный, плечистый и крепкий стал, хоть и не особо высок ростом. Лицо смуглое, жаром пропитанное. Да и сам огненный, как и отец.

– Дома он сейчас? – поинтересовался Пахом.

– Дома… – ответил парнишка. – Тут… эта… – добавил, подбирая слова. Да так и не подобрал.

– Проведать бы его, – выручил от неловкого молчания Пахом. – Давненько не видались.

Иван согласно кивнул. И они пошли в дальний переулок на окраине села. Туда, где жил кузнец Богдан.

***

– Вот так и живем, старый друг.

Кузнец Богдан Силович был уже не тот, что раньше. Хотя всего три весны минуло с тех пор, как Пахом покинул родные края. Вроде и не мало это, если помнить, что все путешествие не должно было занять более полугода. И в то же время не так уж и много, чтоб полного жизни и сил человека настолько разительно поменять.

Сдал сильно, осунулся Богдан. В глазах, правда, все тот же добрый, приветливый блеск. Раньше казалось, никакое горе не затмит его. Но это только казалось.

Пахом молча разглядывал друга. В небольшой, добротной комнате, кроме них находились еще двое. Ивашка тихарился где-то в углу, вроде как ненавязчиво, но любопытно слушая разговор. Не вмешивался. Да большой темно-серый кот лесной окраски, с черными выделяющимися пятнами на короткой, но густой шерсти. Котяра невозмутимо лежал на скамье, сощурив изумрудные глаза. Тоже не вмешивался.

Встретили здесь гостя хорошо и по всем правилам. Радушно. Хоть и заметно было, что радушие это омрачает нечто нехорошее. То, о чем вот так сразу и не скажешь. Тяжко потому что. Но пора уже и к делу переходить.

– А теперь рассказывай, что произошло, пока меня не было. Что за напасть приключилась?

Кузнец тяжело вздохнул, прежде чем начать.

– Да, напасть… С обычной-то напастью мы бы и сами справились, а тут такое… Что даже рассказать сложно.

– А ты по-простому все выкладывай, как есть. Окраины пустуют. Люди все за оградой теперь живут. Почему?

– А потому, друг, что завелось тут у нас.

– Что завелось?

– Враг. Убийца. Народу, почитай, больше полсотни загубил уже.

Пахом заметно помрачнел. Малолюдно теперь в селе. И тихо. Жутко тихо.

– Человек напал? – спросил он.

– Если бы. Человек недобрый, даже если не один, а с отрядом, еще куда ни шло. От разбойников уж мы бы отбились. Но это не человек. И не зверь.

– Нечисть? – смекнул Пахом.

– На то похоже, – печально кивнул кузнец.

– Как выглядит?

– Страшно. И по-разному всегда.

– Оборотень? – предположил Пахом. – Облик меняет?

Не любил Пахом оборотней. Ох, как не любил. И было за что. Ну не попадалось ему ещё ни одного доброго оборотня. Хоть и учили волхвы, что оборотни – они, как и все живые твари, не могут быть чистым злом, которое истреблять надо без разбору. Есть, мол, среди них и те, кого убивать вовсе не обязательно, если не трогают. В мире и ладу можно с ними ужиться при желании. Но одно дело учить, передавать мудрость и знания. И совсем другое – сталкиваться с оборотнями в реальной жизни, нос к носу. И не просто так, случайно, встретились да разошлись. А в противоборстве. В обстоятельствах, когда либо ты его – либо он тебя.

– Да не оборотень, – между тем продолжал Богдан. – А мурло какое-то. Так и прозвали мы его. Мурло лесное… Страшное – жуть. И кровожадное.

Не оборотень, но облик меняет. И людей пачками губит. Точно, мурло.

– Лесное, говоришь. В Северных лесах обитает?

– Раньше да, с месяца два назад только в Северных нападало, на тех кто по дурости забредет туда. Потом за перевал, в наши леса перебралось…

Странно все это и необычно. И нехорошо. Есть повод призадуматься.

Во-первых, в Северных, запретных лесах, водилось всякое. Потому и запретны те места. И отгорожены от людей длинным, непроходимым горным перевалом – пока преодолеешь, тысячу раз передумаешь переться невест куда да невесть зачем. Да и волхвы, хранители здешних мест, выставили дополнительный заговоренный защитный барьер, через который ни одна нечисть не проберется. Если, конечно, защита не ослабнет. Или не падет. И то, и другое исключено. Крепка защита. На совесть ее ставили. Сил не жалели.