– Не смотри.

*****

Я очнулся весь в поту от ужаса на своём спальнике в деревенском доме. Том самом, в котором мы хотели остановиться тогда. Том самом, в котором я останавливаюсь последние семь лет в конце июля. 23 июля я обязательно здесь.

– Блин, приснится же такое.

Я сел и провел рукой по лицу. Оно было липкое, как будто в сиропе. Я посмотрел на ладони, от полной луны было светло, и увидел, что они в чём-то красном. Я схватил телефон и посветил на руки. Кровь??? Включив фронталку, я заставил себя взглянуть на своё лицо. От бровей вниз по векам и щекам тянулись красные полосы. Я понюхал ладони, потом лизнул. Вишневый сок. Рухнув на матрас, я с головой накрылся спальником.

"Это сон, я сплю, я сплю,"– убеждал я себя. Сердце моё бешено колотилось, и я не сразу услышал другой стук, тонкий и звенящий. Откинув спальник, я посмотрел в сторону окна, откуда он доносился. За мутным стеклом виднелся силуэт маленькой птички. Ритмично наклоняя голову, она долбила клювом по окну снаружи. Я вскочил, чтобы её прогнать, но рука моя остановилась на взмахе. На подоконнике стояла заводная игрушечная птичка. Кто-то её завёл и поставил туда. Меня даже не удивило, что завод почему-то не кончается, я начал злиться, но продлилась эта спасительная злость какие-то секунды. Потому что игрушка подняла голову, рывками покрутила ей, посмотрела на меня и с силой ударила клювом в окно. Стекло разлетелось, а птичка, судорожно трясясь, взлетела, села на ветку старой яблони и заверещала.

Я только успел разобрать слова:" Спой мне!" Затем птица, так же дёргано повертев головой, наклонила её и стремительно бросилась мне в лицо. Ноги отказались меня держать и я повалился навзничь.

Очнулся я оттого, что мне в лицо брызгало водой. В разбитое окно залетали капли дождя. Меня тошнило и адски болела голова, в которой назойливо пищали слова:"Спой мне". Я подтянул к себе спальник и залез под него целиком. Переместиться от окна не было сил. Как не было их и на то, чтобы подумать о произошедшем. Но и заснуть снова не получалось. Я посчитал до десяти, стараясь дышать ровно и глубоко. Так. Собственно, какое произошедшее? Это был просто сон. Обыкновенный кошмар, которые снятся мне регулярно. А окно? Окно уже было разбито. Я просто не помню. Действительно, я по приезде бегло осмотрел дом, не особо его разглядывая. Дыши. И я дышал. Состояние моё было похоже на жуткое похмелье. Голова раскалывалась, сердце колотилось где-то в горле, в желудке и кишках всё тряслось, внутренняя дрожь передавалась конечностям. Я откинул спальник с головы, кое-как сел и осмотрелся. Рядом со мной валялись пустая бутылка 0,7 от виски и моя старая фляжка, которая до одури напугала меня. Я потерял её ещё тогда, семь лет назад.

Спокойно, это другая, не та. Дыши. Просто кто-то потерял здесь свою фляжку. С чего ты взял, что бываешь в этом доме один? Мало что ли любителей заброшек? Ты, дебил, нажрался до чертей вчера, увидел эту фляжку, она и приснилась тебе в твоей алкогольной коме.

Я признал, что провалы памяти от бухла у меня бывают. Да что там, часто бывают. Но дико пугало то, что я не помнил, как начал пить накануне вечером. Вот таких амнезий от спиртного со мной ещё не случалось.

Я скатился с матраса и пополз к рюкзаку, там должна была быть бутылка воды. Основные запасы еды и питья были сложены в кухне, добраться до которой я пока был не в состоянии. Руку обожгла резкая боль, я напоролся на осколок стекла. Было ли разбито окно, я действительно не помнил, но вот то, что на полу не должно было быть никаких осколков, я знал. Потому что тщательно подмёл перед тем как положить на пол надувной матрас. А теперь они были. Теперь были… Я жадно пил, игнорируя порезанную ладонь. Ты, Дима, алкаш, раздолбил вчера окно, вот теперь и не скули. Всё же я вылил остатки воды на порез, смыл кровь и посмотрел на рану. Ни фига ужасного. Неглубокая. Но в голову тут же пришли страшилки про столбняк, и я встал и пошатываясь побрёл в кухню за антисептиком, пластырем и аспирином. Да и не лишним было бы выйти уже из дома, развести костерок и заварить чая. Про еду я пока не мог даже думать.

На улице во всю светило солнце. Казалось, что дождя и не было вовсе. Всё: трава, остатки крыльца, гнилые бревна, очаг из камней, сложенный семь лет назад – было сухое. Я посмотрел под ноги и застыл. Земля вокруг нижней полуразрушенной ступеньки была усыпана поклёванными вишнями и косточками. Как будто кто-то недавно кормил ягодами птиц.

Мне захотелось выпить. Но я точно знал, что делать этого не стоит. Я стоял, подняв голову, чтоб не смотреть вниз, стараясь ровно и глубоко дышать. Похмельная одурь немного отступила, а с ней и сковывающий страх. Я перешагнул через разбросанные вишни, отошёл от дома к растущим на спуске холма берёзам, поставил принесённую с собой горелку на плоский камень. Разводить костёр у меня не было сил. Пока кипятилась вода, я смотрел с возвышенности на блестевшее среди деревьев озеро. Мне так страшно было думать о прошедшей ночи с её бредовыми снами, что я неожиданно перестал бояться и погрузился в какое-то ленивое равнодушие.

Когда вода закипела, я просто выключил горелку – заваривать чай не стал. Что я тут делаю? Почему привязался к высосанной из пальца традиции посещать это место? Я твёрдо решил собрать свои вещи, убраться отсюда и никогда больше не возвращаться.

В самом деле, ребята давно всё забыли и прекрасно поживают… Чёрт знает где они сейчас поживают. Надеюсь, что они счастливы. Даже уверен в этом. После того нашего отдыха, не знаю даже, можно ли назвать эти два с половиной дня отдыхом, мы не виделись и не переписывались. Я был ранен в самое сердце, обижался, заблокировал их контакты везде где можно. А когда меня попустило, и уже я стал пытаться связаться с ними, они не откликнулись. Видимо, сменили номера телефонов, страницы в соцсетях, места жительства и саму жизнь. Как, впрочем, и планировали. Я вылил кипяток на землю и присел прямо на траву. Воспоминания накрыли меня горькой волной.

Дружили мы втроём с самого раннего детства. Ходили в один садик, потом в один класс до конца началки. Мы перешли в пятый, когда Алькину мамашу лишили родительских прав, и Альку забрала тётка. Она перевела её в другую школу, но новый Алькин дом был не так далеко того, в котором жили я и Игорь. Может быть поэтому наша дружба не развалилась. Я жил с мамой, Игорь в полной семье, но по сути, с бабушкой и дедом, его родители были археологами и постоянно разъезжали по раскопкам и конференциям. Я помнил, как мы любили сидеть у Игоря дома и смотреть фотки разных интересных мест и всяческих исторических находок. Он гордился родителями, мечтал пойти по их стопам и раскопать целый неизвестный человечеству город. Стал он, кстати, программистом. Мы были в одиннадцатом классе, когда его родители погибли в авиа крушении где-то в Хакассии, так и не узнав о выборе сына. Алька стала тем, кем мечтала – фотохудожником. И моталась по свету ища натуру или выполняя заказы. Я закрыл глаза, прислонившись к берёзе, у которой сидел, внутри меня забегали тёплые мурашки. В школе к Альке прицепилось прозвище Верёвочка. И всё из-за того, что когда она улыбалась, а улыбалась она с сомкнутыми губами, рот её расползался до ушей. Дразнилка "рот до ушей, хоть верёвочки пришей" скоро сократилась до просто Верёвочки. Моей маме не нравилось это прозвище. А Алька нравилась.

– Придумали ерунду какую – верёвочка! – возмущалась она, – такая милашка, одни глаза чего стоят. Вишни чисто.

Из-за этих огромных тёмных глаз, мама звала её Вишнёвой девочкой или просто Вишенкой.

Я открыл глаза и вскочил, чуть не наступив на газовую горелку. Во мне зашевелилась смутная, неоформленная словами, надежда. Я рванул к дому и вдруг мельком, сбоку от себя, заметил на стволе берёзы маленькую птичку. Что-то в ней показалось мне странным. Я застыл на месте и боялся посмотреть на неё внимательнее. Страх снова накрыл меня пульсирующими толчками. Сердце ухнуло куда-то вниз, в глазах потемнело. Инстинктивно я схватился за ближайшую ветку, она с треском сломалась. Я повернул голову, прикрываясь рукой, ожидая, что птица, как в моем сне, бросится мне в лицо. Но на берёзе никого не было. Я выдохнул и поднял глаза. Выше, на стволе того же дерева, вниз головой сидел обыкновенный поползень. Треск испугал его и птиц перелетел повыше. Своими глазками-бусинками он смотрел на меня, явно совершенно не боясь. Потом резво начал карабкаться вниз, по-прежнему не отрывая от меня глаз. Я побежал. В голове у меня игрушечным голосом звучала фраза:"Спой мне".