Шрифт:
Альфред Росс тут же поднял кружку с мятным настоем, салютуя, и все так быстро и радостно последовали его примеру, что Джеку даже стало немного обидно.
«Можно подумать, я такой везучий специально».
– Наконец-то! – расхохоталась Ширла и с предвкушением потёрла руки. – Ты не поверишь, но у меня миллион вопросов… Ладно, начнём с простого. Расскажи о своей семье и всё такое. Ты случайно не дальний родич Эйлахана? Он упоминал какую-то лисицу из своей свиты…
Перед глазами промелькнул образ – рыжий мех, зелёный склон, цветущий клевер; улыбка женщины, мягкие, ласковые руки… Но Джек мотнул головой, отгоняя фантомное воспоминание, и улыбнулся:
– Это вряд ли. Родичей по материнской линии я правда не знаю, она то ли сбежала из дома, то ли была сиротой… Но отец у меня был самый обычный. Зато он был из состоятельной семьи, так что учился в престижном колледже, завёл кучу связей и без проблем организовал собственный бизнес. Ему вообще всё удавалось довольно легко… ну, кроме последних лет.
Джек сделал паузу. Отчего-то очень хотелось пить, но мятный настой в чашке уже закончился, а за водой надо было лезть в сумку – в одной из фляжек точно что-то оставалось, и…
«Я ведь сто лет никому не рассказывал об этом, – пронеслось в голове. – Не байки о моих скитаниях и всё такое, а просто о семье».
Пауза затянулась.
– Был? – спросила Ширла тихо.
Лицо у неё стало серьёзным.
Джек сглотнул.
– Он… он умер чуть больше пять лет назад. И мама тоже, но совсем давно. А мачеха… он женился на женщине с двумя дочерями, мне уже лет пятнадцать исполнилось тогда… В общем, мачеха не хотела, чтобы наследство досталось мне, а я… я не захотел участвовать во всех этих склоках и просто уступил ей всё.
– И сбежал? – подал голос Сирил.
Отчего-то это прозвучало как упрёк.
«Ты сам сбежал из дома, разве нет?» – подумал Джек, ощущая иррациональную обиду.
– Ну, я сперва погорячился, а потом у нас произошёл небольшой конфликт, – ответил он вслух с показным легкомыслием. Это было правдой – наполовину; о том, как его хотели упечь в психушку, и о том, как на его мотоцикле однажды отказали тормоза, рассказывать не хотелось. – Возможно, надо было просто официально отказаться от наследства, но, с другой стороны, потом такой отказ можно оспорить… Мачеху это бы нервировало, в смысле, сама возможность. В общем, да, я сбежал, – поднял он руки, сдаваясь. – Не самое умное решение, но что есть, то есть. С другой стороны, ещё несколько лет – и меня признают мёртвым. Очень удобно для всех. А я куплю себе качественные поддельные документы… и начну новую жизнь?
– Ты меня спрашиваешь или себя? – фыркнула Ширла в ответ. И уставилась на него в упор, подперев щёку рукой. – Джек, ты человек?
«Разумеется», – хотел сказать он.
И, пожалуй, засмеяться, потому что это же была шутка, конечно, просто прикол.
Но сердце отчего-то пропустило удар. И Сирил смотрел уж слишком внимательно. И плащ на рыжем меху, обычно невесомый, лежал на плечах чудовищным грузом…
– Не знаю, – честно сказал Джек. – А вы как думаете?
И что-то, видимо, было в его взгляде такое, что Ширла стушевалась и пробормотала, что на сегодня, пожалуй, с вопросами хватит. Больше половины ночи оставалось уже позади. Жар у Сирила наконец спал; чудовищ было не слышно.
Всё это так походило на затишье перед бурей, что хотелось поджать хвост – и тоненько завыть.
Просто так, от неизбежности.
Глава 19. КАРТЫ НА СТОЛ
Может быть, разговоры о прошлом потревожили что-то похороненное очень глубоко, но впервые за несколько лет Джеку приснился сон о том, что вспоминать совсем не хотелось.
Ему приснилась мама.
…признаться-то честно, он плохо помнил её лицо. Конечно, дома были фотографии, хотя после появления мачехи и стало меньше, но разглядывал он их нечасто. Да и выглядела она там как-то иначе, слишком просто и тускло, в просторной одежде скромных цветов, с убранными волосами. На фото мама часто смотрела в сторону или опускала взгляд, точно избегала камеры, или оказывалась не в фокусе, или…
Во сне она оглушительно живая.
– Иди сюда, Джек, – шепчет она, протягивая руки. На ней апельсиново-оранжевое платье без рукавов; бледные руки сплошь в веснушках, и сверкает на пальце обручальное кольцо. Всё залито солнцем; ветер перебирает траву на склоне, и дуб шелестит листвой, и качаются белые и розовые колокольчики наперстянок, туда-сюда. – Иди сюда, посмотри, что я нашла.
От солнца кругом голова.
Ладошки у Джека совсем маленькие на фоне маминых, все в ссадинах, под ногтями – земля: он копал ямку на склоне, чтобы спрятать красивый камушек, и тоже весь пропах землёй – и зелёным соком травы, и солнцем, и ветром.
Джек маленький; он торопится – и бежит то на четвереньках, то на двух ногах, то на четырёх лапах.
Хвост мешается; в нос лезет трава.
– Смотри, – мама смеётся и разжимает кулак. На ладони – два жёлудя, огромных-преогромных, гладких, янтарно-жёлтых, драгоценных. Тёплых; они вобрали тепло от мамы и от солнца. – Нашла я тебе сокровища, да?
– Да-а, – восторженно тянет он.
– Спрячешь их тоже? К своему секретику?
Джек мотает головой; хмурится. Представлять, как он закапывает жёлуди, как из тёплых и гладких они становятся холодными, грязными, почему-то неприятно.