И вот разворачивается нешуточная драма – партизаны, выполнив задание, возвращаются на базу. За ними – вражеская погоня. И не какие-то доморощенные полицаи и новобранцы немецкого вермахта, а профессиональная, натасканная на уничтожение диверсантов, зондеркоманда.

Партизаны спешат, немцы их догоняют. Вдруг партизанская группа наталкивается на немецкого мотоциклиста. Он в военной форме, с оружием, поэтому его судьба решается с ходу, по законам военного времени – очередь из автомата и всё. Но в коляске его мотоцикла сидит насмерть перепуганный штатский. С ним-то что делать?

Этот человек выпадает, буквально, из мотоколяски, падает на колени и умоляет оставить его в живых.

Тыча в глаза партизанам фотографию своей семьи, он уверяет, что не военный, что он – инженер-строитель, принужденный обслуживать укрепления немцев. Действительно, такие укрепления возводятся неподалёку, партизаны об этом знают.

Истекают драгоценные секунды, бойцам надо уходить. Жалко убивать безоружного, но и оставлять свидетеля нельзя. Командир партизан отдаёт приказ: расстрелять. Бедолага-инженер валится на землю, его сотрясают рыдания. Партизаны скрываются в зарослях, поручая выполнение приказа тому самому благородному юноше.

Парень вскидывает, было, автомат. Но в последний момент человеколюбие берёт в нём верх над дисциплиной. Он посылает автоматную очередь в воздух. И убегает вслед за товарищами.

Между тем, события развиваются молниеносно. Рядом с немецким мотоциклом оказываются уже волкодавы из зондеркоманды. И оказывается, что этот заплаканный штатский – никакой не инженер. Он руководитель операции по поимке партизан. Чётко и точно – куда девалась наигранная растерянность – он указывает своим подчинённым координаты для обстрела. Мгновенно разворачиваются миномётные расчёты.

Залпы… и в поле зрения полностью уничтоженная группа советских партизан. Погибли все, включая и доброго паренька, который выстрелил в воздух.

Или ещё пример, менее драматичный.

В кинофильме «Назначение» режиссёра Сергея Колосова (1980 г.), главный герой – в исполнении Андрея Миронова – становится начальником отдела. Тут же, в свой первый служебный день в новой должности, он отпускает всех своих сотрудников с работы «пораньше», и остаётся один. Кто-то торопился на футбольный матч, кто-то – на телевизионную съёмку. Кому-то просто захотелось отдохнуть лишний часок. А секретарь отдела попросила отпустить её к заболевшей маме.

И вот новоиспечённый начальник в одиночку вынужден справляться с ворохом дел. Ему очень сложно и неприятно происходящее, но он не в силах ответить «нет» на обращённые к нему просьбы. Любопытно, что только секретарша – единственная, у кого была действительно уважительная причина отпрашиваться – поняла его состояние и вернулась с полдороги. Не смогла воспользоваться добротой начальника, решила ему помочь.

Что теперь вы думаете об эмотивности?

Надеюсь, то же, что и я. Нельзя ставить перед людьми невыполнимые задачи. Каждый для чего-то создан природой, а для чего-то – не создан. Эмотивность хороша там, где царствуют красота и доброта. Но и только.

Управление эмотивным радикалом. Как и все остальные радикалы, эмотивный проявляется уже в раннем детстве. Ребёнок-эмотив растёт мечтательным, восприимчивым к нюансам общения, поэтичным, добрым. Не стоит пытаться изменить этот формирующийся стиль поведения.

В моей памяти остался эпизод, когда некий молодой папаша заставлял своего сынишку – мальчика лет пяти – подраться с его приятелем-сверстником. Этот сопливый приятель отнял у мальчика игрушку и не сразу вернул, видимо, не в силах с ней расстаться. Папаша, присутствующий при этом, налился обидой за сына, распалился и в педагогическом раже стал заставлять своего отпрыска: «Дай ему, как следует! Ударь его! Ну, кому я сказал, ударь!»

«Обидчика» он держал рукой за шиворот, не давая ему возможности ни сбежать, ни сопротивляться. Сын – эмотивный мальчик – никак не мог выполнить волю отца. У него рука не поднималась на приятеля, к тому же беспомощного. Папаша бесновался и брызгал слюной. Сынишка разрыдался. Вторя ему, заревел и «обидчик».

Кто-то из окружающих урезонил зарвавшегося папу, и тот, скрипя зубами, отпустил чужого ребёнка и, взяв за руку сына, повёл его домой. Вероятно, он решил продолжить воспитание сына в домашней обстановке, без помех, но в том же агрессивном духе.

Плоды подобного воспитания, увы, встречаются. Годы спустя, уже в моей врачебной практике был случай, когда в госпиталь, в психоневрологическое отделение, привезли молодого человека, страдающего неврозом. Поражала его психическая надломленность, болезненная робость, особенно неуместная в цветущем возрасте. После психотерапевтической беседы и приёма лекарств юноша несколько пришёл в себя, наметилась положительная динамика в его состоянии. Вдруг в госпиталь заявился отец этого молодого человека – ярко выраженный эпилептоид, преисполненный агрессии. «Где этот слюнтяй?!» – заорал он с порога, намереваясь найти сына и «поговорить с ним, как следует».