Шрифт:
В изучаемой нами методике мы опираемся на изначально полезные, адаптивные свойства личности. Наша задача – ответить на вопрос, когда же тревога становится приспособительным инструментом? В чём её адаптивные преимущества?
С этой точки зрения, целесообразно описывать тревожный радикал, как нечто единое. Поясняя при этом, что поведение разных людей при появлении у них чувства тревоги различно. И это важнее всего! Кто-то, испугавшись, сражается, кто-то бежит подальше от источника опасности, а кто-то сразу сдаётся.
Предлагаю поискать приспособительный смысл в этих вариантах реагирования.
Внутренние условия тревожного радикала. Итак, существуют три варианта реагирования человека на опасность: бегство от её источника, нападение, с намерением задушить опасный объект в зародыше, и готовность сдаться на милость победителя (или на чью угодно милость).
Первый вариант воплощён в истероидном радикале. Ему свойственно бегство в иллюзию, физическое бегство из субъективно сложной ситуации.
Второй вариант – это, конечно, эпилептоидный радикал. Подавить всех, с кем связан риск существования, организовать жёсткую систему взаимоотношений, исключающую любое инакомыслие. И т. п.
Наконец, третий вариант – это тревожный радикал. Он предлагает своему обладателю сдаться. В биологии состояние, при котором угасают жизненные функции в ответ на стресс, называется «мнимая смерть».
У этой реакции есть приспособительное значение: не каждый хищник в природе рискнет употребить в пищу дохлого зверька; пройдёт мимо и, стало быть, оставит потенциальную добычу в живых. У людей тоже существует нечто подобное в культуре общения: «лежачего не бьют».
В поведении человека «мнимая смерть», так сказать, во всей красе – явление редкое.
Значительно чаще наблюдаются различные формы частичного оцепенения, частичного «паралича воли»: вялость и рассеянность, неспособность собраться с мыслями в минуту опасности и т. п. Всё это – поведенческие феномены, свойственные тревожным натурам.
Не следует забывать, что страх (тревога) является важным средством раннего предупреждения об опасности. И, с этой точки зрения, это полезное переживание. Однако частое возникновение тревожных реакций приводит человека к ситуации, когда он начинает бояться любых – самых незначительных – изменений обстановки. Вообще опасается новизны, что оказывает наиболее существенное влияние на стилистику его поведения.
Тревожный радикал наделяет своего обладателя боязливостью, неспособностью на решительный шаг, склонностью к сомнениям и колебаниям во всех жизненных ситуациях, мало-мальски отличающихся от привычной.
Судя по всему, тревожный радикал, как и истероидный, базируется на энергетически слабой, быстро истощаемой нервной системе. Но истероид подвижный, а тревожный – вязкий.
Истероиду гибкость его психики позволяет совершить информационный маневр: при столкновении с препятствием в реальности уйти в иллюзию свершившегося события, наступившего благополучия, в имитацию результата.
Тревожные лишены такого маневра, поэтому они вынуждены избегать новизны – всего, что вызывает информационный стресс и/или порождает неопределённость.
Социальное значение тревожного радикала.«Рассказывали разные истории. Между прочим говорили о том, что жена старосты, Мавра, женщина здоровая и не глупая, во всю свою жизнь нигде не была дальше своего родного села, никогда не видела ни города, ни железной дороги, а в последние десять лет всё сидела за печью и только по ночам выходила на улицу. «Что же тут удивительного!» – сказал Буркин. – «Людей, одиноких по натуре, которые, как рак-отшельник или улитка, стараются уйти в свою скорлупу, на этом свете не мало. Быть может, тут явление атавизма, возвращение к тому времени, когда предок человека не был еще общественным животным и жил одиноко в своей берлоге, а может быть, это просто одна из разновидностей человеческого характера, – кто знает? Я не естественник и не мое дело касаться подобных вопросов; я только хочу сказать, что такие люди, как Мавра, явление не редкое»[75].
Есть ли социально позитивный смысл в тревожном радикале? – Безусловно, есть. Как есть смысл, например, в автомобильном тормозе. Попробуйте-ка обойтись без него – разобьётесь!
По сути, проявляя присущую ему осторожность, тревожный требует от любого, кто стремится к новизне, к внедрению новых условий и правил жизни, по-настоящему убедительных доказательств объективной необходимости перемен, продуманности, взвешенности вносимых предложений. Тревожный – редактор рисков, которые он безжалостно «вычищает» из любого проекта.
Препятствуя нововведениям, тревожный ревностно хранит традиции – и производственные, и бытовые, и мировоззренческие.
Тревожные – истинные консерваторы.
«Действительность раздражала его, пугала, держала в постоянной тревоге, и, быть может, для того, чтобы оправдать эту свою робость, свое отвращение к настоящему, он всегда хвалил прошлое и то, чего никогда не было; и древние языки, которые он преподавал, были для него, в сущности, те же калоши и зонтик, куда он прятался от действительной жизни»[76].