Шрифт:
— Вот, как, — удивился я.
Теперь многие странные слова, сказанные на прощание старым разбойником, стали мне понятны.
— Когда бандиты поняли, что ты не собираешься разорять обитель, они решили поднять мятеж. Понадеялись на то, что остальные простолюдины их поддержат.
— Глупая затея, — задумчиво сказал я.
— Согласен, — Зумон кивнул головой, — но это еще не все. Скоро сам Колун будет здесь. Он говорил своим, что хочет лично убедиться в том, что его доля награбленного никуда не денется. Он рассчитывает забрать сокровища и вернуться в город до появления орды.
Так или иначе, порядок в обители был восстановлен. Мертвецов вынесли за ворота и сбросили в неглубокий овраг, а потом тела засыпали землей. Ритуал погребения был нарушен, но я не хотел, чтобы трупы смердели. Стояли теплые солнечные дни и непогребенные тела могли доставить нам много неприятностей.
— Что прикажешь делать с теми бандитами, которые поклялись тебе в верности? — спросил Пошун.
Он был недоволен моим решением и считал, что лучше было перебить всех сподвижников Колуна.
— Отправь их на стены, — ответил я.
— А, если… — начал, было, он, но я не дал ему закончить.
— Скоро не будет никаких если, — отрезал я, — мы на пороге войны.
Пошун пожевал губами и кивнул.
— Хорошо, как скажешь.
После жестокого подавления мятежа наемники взялись за работу. Теперь никто из них и не думал огрызаться. Только получив приказ, они без лишних разговоров кидались его выполнять. Разросшиеся под стеной деревья срубили, распилили на чурбаки, раскололи на поленья и сложили в поленницы, чтобы в случае ночного нападения запалить для освещения. Башни освободили от хлама, а внутри двора сложили невысокую баррикаду на случай, если степнякам все-таки удастся прорваться за стену. Чтобы у солдат не было времени для страхов и сомнений, я старался занять их каким-нибудь делом, хотя поводов роптать у них и так было немного. В полдень они получили свою кашу, щедро сдобренную салом, а в дополнение ко всему Холин принес из кладовой солонины и вина. Повеселевшие от выпивки и сытной пищи солдаты славили командира, громко выкрикивая мое имя. Казалось, они уже и думать забыли о своих товарищах, павших во дворе по собственной глупости.
Ниман сражался хорошо и даже заколол одного из людей Колуна. Стыдиться ему было нечего, но после боя он старательно сторонился меня и даже завтракать отправился в одиночестве на смотровую площадку. Переживания — переживаниями, но я должен был быть уверен в том, что молодой воин не подведет меня в бою, поэтому недолго думая я взял свою миску и присоединился к нему.
— О чем задумался? — спросил я, подходя к юноше и опускаясь на маленькую скамейку, специально приготовленную монахами для ночной молитвы. Многие братья любили забираться на стену и обращаться к богам с различными просьбами в тот момент, когда обитель затихала и ночь опускалась на степь. Теперь эти лавочки использовали солдаты, отправленные на стены для наблюдения за кочевниками.
С рассветом зловещее зарево в небе растаяло и теперь больше ничто не напоминало о том, что орда подошла совсем близко.
— Сегодня я в первый раз убил человека, — сказал Ниман.
— И, как?
— Страшно.
Я не спешил утешать юношу. Он родился и вырос в дворянской семье, а значит, должен был привыкнуть к виду и запаху крови. С раннего детства наследников великих родов приводили на казни, чтобы приучить к тому, как выглядит смерть.
— Скажи, Тибон, — неожиданно спросил Ниман, — как ты собираешься защищать монастырь с наемниками, которые только и думают, как бы вонзить кинжал тебе в спину?
Я едва не поперхнулся кашей. Да уж, мальчишка умел задавать вопросы.
— У меня нет другого выхода, — просто ответил я, — и других солдат у меня нет.
— Но ведь они бросят свои посты в любой момент, — не унимался молодой дворянин.
— Оглянись, — сказал я.
Далеко на западе были видны белые стены Пауса, на востоке зеленели бескрайние поля, а прямо перед нами похожий издалека на обычный холм возвышался земляной вал.
— Когда орда подойдет к городу, мы окажемся в самом центре вражеского войска в полном окружении. Отсюда невозможно будет сбежать, невозможно будет сдаться в плен, потому что кочевники убьют всякого, кто выйдет за ворота. Все, кто останется в монастыре будут вынуждены сражаться, чтобы сохранить свою жизнь.
Ниман тяжело вздохнул и сокрушенно покачал головой.
— Все это безнадежно, — сказал он, — я так хотел принять участие в великой битве, но сейчас понимаю, что она станет для меня последней. Сегодня я пролил кровь, но завтра кто-то так же прольет мою.
Мне было жалко мальчишку. Его жизнь только начиналась. Может, стоило отправить его обратно в город? Но я был уверен в том, что никого из нас не пустят в Паус без приказа Гамона, а он такого приказа никогда не отдаст. Не надеясь выжить в предстоящем бою, я молился о том, чтобы большинство моих спутников уцелело. Может быть, боги помогут Ниману?
— Во время прошлого набега этот монастырь защищал небольшой гарнизон, — сказал я, чтобы немного подбодрить юношу, — храбрецов было всего четверо. Они смогли продержаться целый день и половину ночи. А нас почти сотня, так неужели мы не устоим?
— Четверо воинов? — удивился мальчика.
Я кивнул.
— И что с ними стало? — спросил Ниман ожидая услышать страшный ответ.
— Двое из них погибли, а двое других будут сегодня сражаться рядом с тобой.
— Как, — казалось, удивлению юноши не было предела, — как такое возможно? Кто они?